Гвардии майор медицинской службы (Воздушно-десантные войска), участник Поисково-спасательной службы ВВС СССР (1975–1980), член Российского Союза ветеранов Афганистана, Союза писателей России Николай МАКАРОВ

– встретился:

10.04.2017 – с учениками Тульской гимназии № 2 (преподаватель ОБЖ М. Алёхин);

11.04.2017 – с читателями и сотрудниками Тульской областной научной библиотеки;

12.04.2017 – с учениками и преподавателями Центра образования № 53 имени Л. Н. Толстого;

– дал интервью:

10.04.2017 – Тульскому радио;

12.04.2017 – телеканалу «Первый Тульский».

ОТРЫВКИ ИЗ КНИГИ
«ЗАПИСКИ БАТАЛЬОННОГО ВРАЧА»

О космосе

…Шесть лет. Шесть лет, с апреля 1975 года по декабрь 1980 года меня привлекали по линии Поисково-спасательной службы ВВС для обслуживания космических полетов. В основном, запусков и спусков космонавтов. Привлекали, наряду с другими, в качестве врача-десантника. Из двадцати одного запуска за это время мне пришлось пропустить только три. В октябре 1976 года (Зудов–Рождественский на «Союзе-23») и в июле 1978 года (Коваленок–Иванченков на «Союзе-29»–«Салюте-6» и Климук–Гермашевский на «Союзе-30»–«Салюте-6»).

В этих командировках мне приходилось встречаться и с нашим земляком (почему-то до сих пор в Туле не стоит его бронзовый бюст, как положено человеку, имеющему две Золотые Звезды Героя?), космонавтом Поляковым Валерием Владимировичем, в то время также принимавшим участие как врач в поисково-спасательных работах. К сожалению, с ним мне приходилось быть в разных точках дежурств. Встречались исключительно мельком. Ни я его, ни он, тем более, меня не помним.

Начну эти воспоминания о странных, невероятных совпадениях.

Первое совпадение. Один и тот же человек входил в экипаж как первого (неудавшегося, завершившегося аварийным спуском полета – об этом дальше), так и декабрьского восьмидесятого года полета (не поднимается рука – «последнего»), в обеспечении которых мне приходилось участвовать, бортинженер Олег… Макаров…

Второе совпадение. В том же декабре восьмидесятого командиром «Ми-8», на котором я летал, был человек с инициалами… МНА. Мозговой Николай… Алексеевич. Мало? Дежурили мы тогда на военном аэродроме «Домбаровский» в Оренбургских степях. Экипаж «Союза-3-М» (Кизим–Макаров–Стреканов) совершил посадку 10 декабря. Нас из-за непогоды и позднего времени не выпустили на Кустанай. Одиннадцатое декабря. Мозговой и я (естественно, со всем экипажем) отмечали… наши дни рождения, равняющиеся, аккурат, возрасту Христа… Оба мы, Стрельцы, появились на свет в год Кабана, 11 декабря 1947 года.

Третье совпадение. Помните, нелепой гибелью трех космонавтов (Добровольский–Волков–Пацаев) завершился полет «Союза-11» в июне 1971 года. Первым, кто оказался у спускаемого аппарата и открыл крышку люка был врач-десантник (первого или второго выпуска Томского военмедфака) по фамилии… Дураков. Взявшего после этого фамилию жены…

Итак. Первая моя «работа». 5 апреля 1975 года. Запуск космического корабля «Союз-18-1» с космонавтами Лазаревым В. Г. и Макаровым О. Г. Позывной – «Урал».

Для меня всё было ново, незнакомо, жутко интересно, престижно, в конце концов. Стоять, пусть и не у истоков, но почти на переднем крае того, чем мы «были впереди планеты всей».

На борту «Ан-24» мы (я и подчиненные мне, прапорщик и два солдата из ПСС ВВС) летели встречным параллельным курсом траектории запуска на высоте где-то шести тысяч метров в сторону Космодрома «Байконур». Прапорщик и солдаты (ветераны ПСС) мирно дремали в грузовом отсеке. Парашюты и наше снаряжение лежали в сумках. Не расчехлённые, упакованные для транспортировки. Я переходил от иллюминатора к иллюминатору, заглядывал в кабину к летчикам, лез ко всем с разными вопросами.

Шутки-прибаутки. Штурман подтрунивает надо мной, над моей любознательностью. Экипаж занят привычной, рутинной работой. Очередной раз, подойдя к иллюминатору, удивляюсь, что земля резко накренилась влево и мы стали разворачиваться на противоположный курс. Ничего не понимая, думая, что всё, работа на этом закончена и мы летим на аэродром взлёта, оборачиваюсь к борттехнику с каким-то пустяшным вопросом.

Он отмахнулся. Затем выругался трехэтажным.

Вот те раз – приплыли!

В это время из кабины выходит командир и сразу на повышенных тонах, заглушая шум двигателей.

– Вы, таку и таку мать, почему без парашютов? Быстро приготовиться к десантированию!

Вначале я подумал, что это розыгрыш, обычная подначка.

– Авария – у них. – Со вздохом, обычным голосом добавил он. – Наверное, придётся вам прыгать.

Да, первая работа и сразу в пекло. Но, прыгать, так прыгать. Первый раз, что ли? Затем нас, врачей-десантников и прикомандировывают к лётчикам, что с нашей квалификацией у них нет таких врачей-прыгунов.

Помогая друг другу экипироваться для десантирования, мы (группа ПДГ – парашютно-десантная группа – из четырех человек: я – с медицинской сумкой неотложной помощи и ключами от крышки люка спускаемого аппарата; прапорщик с какими-то приборами и пистолетом; солдаты с имуществом и автоматами) не заметили, как самолет снизился до тысячи метров. На земле уже стояла ночь, хотя на высоте и светило солнце.

Подойдя к нам, борттехник прицепил карабинчики вытяжных наших парашютов к тросу.

– На боевом! Скоро прыгать!

Загорелся красный плафон. Открылся люк, из которого в тепло салона самолета дохнуло… чем, вот там дохнуло-то?

– Аккуратней при приземлении! – борттехник нас перекрестил. – С Богом!

И… люк захлопнулся. Красный плафон фонаря погас.

– Москва запретила прыгать. – Пояснил командир. – Космонавты обнаружены. Вроде пока у них всё в порядке, без травм. Не хватало ещё десантуру угробить. Внизу – ночь, горы, ветер под двадцать метров.

Самое интересное, драматическое, трагическое и комичное началось с раннего утра следующего дня…

Все силы, участвовавшие в спасении космонавтов были сосредоточены на аэродроме города Семипалатинска. Среди них – несколько групп ПДГ с врачами-десантниками. Самолеты «Ан-12», «Ан-24», вертолеты «Ми-6», «Ми-8». Всю ночь с космонавтами, совершившими аварийную посадку, поддерживалась устойчивая связь. Над местом, где они находились, постоянно на большой высоте кружился один из самолетов-ретрансляторов, обеспечивая связь с Москвой. На спускаемом аппарате работал радиомаяк и световой маяк, вроде большой ГАИшной мигалки.

На КП военных летчиков всю ночь шла непрерывная кропотливая работа по выработке решения, как спасать космонавтов. Под утро командующий ВВС военного округа (как тогда назывался округ – не помню, то ли Средне-Азиатский, то ли ещё как, не суть важно) оглашает перед всеми участниками предстоящей работы решение.

– Первыми к космонавтам прыгает ПДГ с такого-то вертолета. Как только рассветет – готовность к взлету. Вопросы есть?

Не надо ходить в театр. Не надо смотреть Николая Васильевича. Его финала бессмертного «Ревизора». Когда на вопрос командующего ВВС прозвучал ответ старшего лейтенанта медицинской службы Сашки Рубановского, врача нашего Тульского батальона связи, которому предстояло первому оказаться у космонавтов, совершив парашютный прыжок во главе своей ПДГ. Для этого, для подобных случаев, нас (ВДВшников) и привлекали в Поисково-спасательную службу (ППС ВВС).

– А наши парашюты (Д-1-8) не приспособлены для прыжков с вертолетов «Ми-8»!!!

Немая сцена (вот, он – «Ревизор»). Все в шоке. Командующий ВВС, наполовину поднявшийся со стула, так и застыл в непривычной, неудобной позе. Полковники Чеканов и Леонов, старшие военные медики из штаба ВВС страны разглядывают Рубановского, готовые живьем тут же проглотить его. Тишина, мёртвая тишина стоит пять, десять, пятнадцать, двадцать секунд.

Да, отчубучил, Санек. Позор на все ВДВ. На всех врачей-десантников. Надо спасать наше высокое реноме. Поднимаюсь с места и безапелляционно заявляю (энтузиазма, наглости, бесшабашности, молодости – девать некуда):

– Старший лейтенант Макаров. Воздушно-десантные войска! Готов прыгать!!!

Поднялся невообразимый гвалт. Все с облегчением вздохнули. Рубановский смотрит на меня как на смертника.

– Доктор, бери машину, – это голос командующего ВВС округа, – перевози своё имущество с самолёта на вертолёт. Пойдёшь с ПДГ своего… коллеги. Тьфу, твою мать.

На всё про всё ушло около часа. Пока я вернулся со стоянки «Ан-24», было принято совсем другое решение. Космонавтов поднять лебёдкой, зависнув одному вертолёту над ними. ПДГ Рубановского, также зависнув, на лебёдке десантировать (есть такой способ десантирования – «с вису») с другого вертолёта неподалеку. Москва дала «добро».

Все вертолёты, один за одним, поднялись в воздух. Всё начальство разместилось на «Вышке». «Ан-12» кружил на восьми тысячах метров. «Ан-24» находился на стоянке. Моя ПДГ осталась не у дел, удобно разместившись на стульях в помещении, где совсем недавно бурлили страсти о принятии судьбоносного решения.

Так что всё дальнейшее, все этапы спасения космонавтов проходили на моих глазах. Вернее сказать, о всех этапах, о всех действиях, о всех разговорах по рации я слышал. Громкоговорящую связь никто не удосужился отключить.

Итак. Началось. Внимание! Приготовились?

Докладывает командир эскадрильи «Ми-8» полковник (или подполковник?) Кондратьев, первым подлетевший к месту предстоящей работы.

– Вижу объект! Лежит на крутом склоне горы. Купол зацепился за деревья. На спускаемом аппарате сидят: один, два… три исследователя, (это так в открытом эфире называли космонавтов – конспирация, однако) и курят.

Вначале всё внимание и здесь на КП, и в Москве было обращено на последнее (помните, Штирлица?) слово: «Курят!». Откуда у космонавтов сигареты в космическом корабле? Может, ещё и водку пьют? Затем разом до всех дошло: «Трое!?»

Откуда? Кто? Белены вы там, тра-та-та, объелись? Запускали-то двоих? Уточнить, тра-та-та! Доложить, тра-та-та! Может это – Снежный человек? Может китайский шпион? Граница-то рядом. Может сбежавший ЗэК? Кто там ещё может третьим быть? Забыли, забыли самый народный вопрос: «Третьим – будешь?»

Докладывает командир второго вертолёта.

– ПДГ десантировали лебёдкой в пятистах метрах от объекта.

Докладывает Кондратьев.

– Все вертолёты, – (а их было пять или шесть), – летают вокруг скалы с объектом, на котором сидят три исследователя. Что делать?

Опять: откуда трое? Тра-та-та. Паника, да-да, настоящая паника в эфире, на КП аэродрома Семипалатинска, в Москве. Везде – паника. И никто, ни на КП аэродрома Семипалатинска, ни в Москве, никто не принимает решения, как же всё-таки эвакуировать исследователей (космонавтов то есть; трёх космонавтов, сидящих на спускаемом аппарате и раскуривающих, чего они там курят, ожидающих помощи. Не май месяц и не Сочи – холодно).

Вертолёты продолжают кружить вокруг этой чёртовой скалы, в ожидании команды для непосредственной работы. Которой всё нет и нет. Космонавтам-то – что? Подождут! А ты попробуй прими какое-то решение! Снимать, как раньше планировалось, лебёдкой зависнув над ними? Склон слишком крутой! Мало ли что экипажи вертолётов самые опытные во всем округе, все мастера или первого класса. Своя-то попа ближе. И роднее. Ни Семипалатинск, ни Москва не могут решиться отдать чёткий приказ об эвакуации двух… все-таки трех исследователей.

Докладывает командир второго вертолёта.

– ПДГ находится от объекта в полутора-двух километрах!

Колоссальное достижение: всего тридцать-сорок минут назад они от объекта были в пятистах метрах. Прогресс на лицо.

Вдруг в эфир врывается чужой голос:

– Посторонись! Не мешай работать!

С паническими нотками голос Кондратьева:

– Неизвестный вертолёт «Ми-8», нарушая наши ряды, буром (!) подлетел к объекту. Завис! Снимает!!! Первый космонавт (какая, к черту конспирация, когда из-под носа нахально умыкают какие-то самозванцы их спасаемых) поднят!..

– Второй поднят!!! Третий поднят!!!

Всё-таки была надежда, теплилась в головах начальников и командиров всех рангов, что сведения о третьем «космонавте» – массовая галлюцинация, ну, в крайнем случае, затянувшаяся первоапрельская шутка. Но если подняли, если третий космонавт уже в вертолёте. Неизвестно каком, правда, вертолёте. Неизвестно куда, правда, улетевшим. Ищи теперь их, свищи.

Ребус на ребусе. Шарада на шараде. Головоломка на головоломке… Пойди, разберись.

В это время из Москвы прилетает «Ту-134» или «Як-40» (не помню) с генеральским усилением. Космонавт Леонов – был. Космонавт Шаталов – был. Береговой? (Не помню).

Махнув рукой на доклад командующего ВВС округа, вся группа усиления (контроля-разноса) поднялась на «Вышку», откуда, обматерив (как только умеют материться лётчики и космонавты) оконфузившихся горе-спасателей, также минут через десять улетела в неизвестном направлении.

«Контора Глубокого Бурения» доложила чётко, кратко, недвусмысленно.

«Третий космонавт» – лесник из «Ми-4», их же лесничего вертолёта, рано по утру летевшего куда-то по своим лесничим делам. Заинтересовавшись неизвестным природным явлением, они высадили для выяснения пожароопасности одного своего коллегу. А не сообщили по одной, вернее, по двум причинам: полёт был слегка пахнущий «левацким» отклонением от курса, плюс ко всему второй месяц рация на вертолёте барахлила.

«Буром» снявший космонавтов вертолёт «Ми-8» оказался из ведомства «стратегов» (Войск ракет стратегического назначения), летевшего то ли на «точку», то ли с «точки», то ли по каким-то своим амурным делам. Видя нерешительность ВВСников, решили «утереть им нос». Что и проделали виртуозно и мастерски, имея всего второй класс мастерства.

Докладывает командир второго вертолёта. Про которого в этой суматохе все забыли.

– ПДГ пропала из вида. Координаты неизвестны!

Об этом, конечно, в Москву докладывать не стали, обнаружили и «спасли» в этот же день, к вечеру…

…По траектории запуска космонавтов от Байконура до Караганды существовали ППКП (передовые передвижные командные посты), в состав которых входили множество всяческих подразделений. В том числе и наши, десантные ПДГ. До предыдущей, аварийной посадки восточнее Караганды поисковиков обычно не посылали. Учитывая печальный апрельский опыт, двух врачей-десантников решают перебросить (и перебросили) самолетом «Ан-12» в Семипалатинск. Один врач остаётся в Семипалатинске, второй – на «Ми-4» перелетает дальше, восточнее, в Усть-Каменогорск. Меня назначают старшим (в Армии таков порядок: если двое, то один из них обязательно старший) группы.

Высаживают нас на аэродроме Семипалатинска через грузовой люк, не глуша двигателей. Мы стоим на бетонке, пересчитывая свои вещи: личный баул – на месте; парашютная сумка с основным и запасным парашютом – на месте; вещмешок с ключами и десантной формой – на месте, медицинская укладка (более 30 кг) – на месте. Всё? Вроде, всё!

Но какой-то неприятный осадок на душе остаётся. Всё на месте, а чего-то не хватает.

«Ан-12» в воздухе: обратным курсом на Караганду. За нами подходит автобус, чтобы отвезти на местное КП. Загружаем свой багаж. Всё? Вроде бы всё! Да, не всё. Только сейчас мы осознаём, что оставили в самолете, в гермокабине кислородные аппараты «Горноспасатель» для искусственного дыхания. Которыми обеспечили всех врачей-десантников в Рязани (вся наша экипировка происходила на базе Рязанского парашютно-десантного полка Тульской дивизии).

Забыли! Т. е. – приплыли!!! Есть такая картина у Репина.

На КП находим старшего врача местного полка лётчиков. И я прошу его помочь: сгонять быстренько в областную больницу (у них, наверняка, такие аппараты имеются в наличии) и попросить парочку всего на сутки. Он уставился на нас, как баран на новые ворота.

– Да, вы что – ребята? Если бы у нас были эти «Горноспасатели», вас бы сюда и не прислали.

Ситуация!!! Да, ещё: моё время вылета в Усть-Каменогорск – через десять минут.

Ситуэйшен!!!

Слыша наш разговор о забытых каких-то «Горноспасателях» в самолёте, к нам обращается солдат в тёплом свитере, сидящий за столом, уставленный приборами, микрофонами разными.

– Забыли чего?

– «Горноспасателей» в самолёте забыли, – пояснил им местный военный эскулап.

– Проблем нет! Сейчас вернём самолёт!

Мы на этого солдата уставились как Волька ибн Алёша на старика Хоттабыча, увидев его чудеса впервые. Солдат-диспетчер (потом выяснили), что-то переключает, щёлкает тумблер и по громкой связи слышим разговор.

– Машка, привет! Верни-ка обратно наш «Ан-12», который только что взлетел. Передай им, что в самолете забыли горноспасателей.

Через несколько долгих, ох, каких долгих секунд, раздался голос этой неизвестной Машки:

– Они говорят, что всех горноспасателей только что высадили.

Солдат-диспетчер смотрит на нас в недоумении. Я ему разъясняю быстро, что «Горноспасатели» – это такая аппаратура в алюминиевых маленьких чемоданчиках. Которые стоят, вернее, которые мы забыли в гермокабине самолета.

Он тут же передал эти сведения невидимой Марине и через двадцать минут самолет возвращается обратно. Борттехник, буквально на ходу в грузовой люк выбрасывает наши забытые «Горноспасатели», сквозь шум работающих моторов, обещая разобраться с нами по всей строгости революционной беспощадности в Караганде. По нашему возвращению.

Быстро пересев на «Ми-4» улетаю в Усть-Каменогорск. Мой «подчиненный» остаётся в Семипалатинске. Старт 24 мая 1975 года «Кавказов» (Климук П. И. и Севастьянов В. И.) проходит штатно!..

На следующий день за нами прилетает вновь «Ан-12», чтобы лететь в Караганду. Меня одолевают грустные, тягостные расчёты. Сколько же с меня «сдерут» (кроме, естественно, единственной шкуры) за тот расход горючки, что истратил самолет по моей вине (старший отвечает за все!), за его незапланированное возвращение с забытыми «Горноспасателями»? Во что это мне выльется?..

Выливается это всё для меня в ноль семьдесят пять «Трёх семёрок» для экипажа «Ан-12». Недостающее чуть-чуть количество до дюжины бутылок экипаж выставляет сам…

…О двух курьёзных случаях в Караганде. В той далекой семьдесят пятого года Караганде, во время полета «Кавказов» и стыковки «Союз»–«Аполлон».

…Захожу в книжный магазин. Целый стеллаж заставлен страшным дефицитом. В зеленой, изумрудной обложке на шести полках стоял… Сименон (!!!). Никакой давки у этих полок не было. Вообще не было никого у этих полок (!!!). Десять, ровно десять беру книг и подхожу к кассе, на ходу доставая деньги.

Кассирша (я в начале не понял почему) ехидно так улыбается и задают мне вопрос:

– А вы на казахском языке умеете читать?..

…Полет «Кавказов» растянулся более чем на два месяца и ко мне во время отпуска на несколько дней прилетела жена. Пошли с ней в центральный универмаг, в отдел «Ковры» (каких там только ковров не было – в России мы такого изобилия ковровых изделий никогда не видели!). Народу… – никого! Выбрали подходящий, под цвет обоев, три на четыре. Взвалив ковер на плечо, подхожу с женой к кассе. Опять та же ехидная улыбка.

– А у вас Карагандинская прописка имеется? Талончик на ковер имеется?..

…Хохму хотите?

Случилось это в Кустанае, жарким летом. Полет у космонавтов длительный – всё на орбите идет нормально. Штатно. Никаких неожиданностей и неприятностей не ожидается. Тьфу-тьфу-тьфу. Готовность у нас – третья. Вторая – только на первые три суточных витка, приходящиеся на ночное время.

И мы активно отдыхаем. Доотдыхались так, что сидя в номере гостиницы и поднимая очередной тост за удачный полёт, вдруг слышим:

– Ку-ку! Ку-ку! Ку-ку!

Кроме одного из нас, все были предупреждены о том, что в шкафу поставлены часы с кукушкой. Поставил их туда кандидат медицинских наук Г. И. Б. из института Медико-биологических проблем, возглавлявший в то время Московскую БНХП (Бригада неотложной хирургической помощи).

Поднеся ёмкость со спиртным ко рту, этот несведущий наш коллега, замер. Посмотрел на нас затравленным взглядом и сказал:

– Мужики, а вы ничего не слышали? Постороннего?

Все стали его уверять, что, дескать всё нормально, всё о^,кей. Не стоит волноваться и т. д. и т. п. Пятнадцать минут пролетели быстро.

Г. И. Б. произносит очередной предпоследний тост. Все готовы этот такой нужный тост поддержать…

– Ку-ку! Ку-ку! Ку-ку!

Все выпили, кроме одного…

– Не, мужики, вы и вправду ничего не слышали?

Проходят очередные пятнадцать минут. Новый предпоследний тост. Все поддерживают, никак не реагируя на посторонние звуки, еле сдерживая смех:

– Ку-ку! Ку-ку! Ку-ку!

– Всё! Допился! Галлюцинации слуховые пошли…

…На утро, за этим же столом собрался весь личный состав вчерашней субботней вечеринки, чтобы переложившись слегка пивком, решить проблему воскресного дня.

Только поднеся ко рту бутылку с «Жигулевским» пивом наш бедолага слышит, но слышит из уст Г.И.Б.

– Ку-ку! Ку-ку! Ку-ку!

Нет, в обморок он не упал, но долго сидел потрясенный тем, что всё-таки у него не было галлюцинаций. Слуховых…

…Это – послеполетная история.

На сборах, на самых первых сборах, когда нас обучали всем премудростям поисково-спасательной службы, нас информировали, что в Рязани (в Рязанском парашютно-десантном полку собирались все врачи-десантники со всех дивизий, чтобы дальше разлетаться по своим точкам), наряду с другим имуществом нам будет выдаваться и медицинская укладка. Укладка, в которой обязательной сдаче после возвращения подлежит только аппаратура, инструментарий и сильнодействующие препараты (даже таблетки от кашля с кодеином не входили в этот список). А всё расходное имущество списывается медицинской службой ВВС. И этим, расходным медицинским имуществом мы можем распоряжаться, как хотим (!).

Однажды, после очередной командировки, этого самого расходного имущества, у меня по разным причинам не оказалось совсем. Сдавал в аптеку медпункта в Рязани чехол-сумку, тонометр, фонендоскоп, инструменты, сильнодействующие препараты, пустую флягу от спирта. Всё, что положено сдавать, то и сдал.

Надо отметить, что медицинская служба полка на этих самых сданных расходных материалах, принадлежащих ВВС и списанных заранее, что-то естественно, имела. А здесь, здрасте, облом у них со мной вышел.

Начальник медицинской службы полка, старший лейтенант Володька Зубрицкий (на год раньше меня окончивший Томский факультет) начал на меня наседать, угрожая устроить весёлую жизнь.

Чуть ведь не устроил.

Через пару недель приходит депеша из Рязани начальнику медицинской службы дивизии полковнику (получил в связи с 30-летием Великой Победы) Крапивному, что старшим лейтенантом Макаровым Н. А. утеряны медикаменты и перевязочный материал. Подпись. Печать. Гербовая. Список утерянного прилагается.

Вызвав меня и вручив этот самый список, Крапивный напутствовал:

– Иди к снабженцам, они подсчитают ущерб.

Снабженцы подсчитали. Если по правилам, учитывая каждую таблетку, каждую ампулу, каждый бинт – сумма выходила в четыре моих месячных оклада, плюс звание, плюс надбавка. Если по «понятиям», т. е. учитывая только номенклатуру (название) и взяв всё по одной единице учёта, получилось всего сорок рублей. Всё равно по тогдашним временам приличная для старшего лейтенанта сумма.

На такую сумму (сорок рублей) мне и выписали квитанцию, чтобы я у себя в полку в кассе финчасти оплатил надлежащим порядком.

Всё равно, удрученный, перед тем, как после обеденного перерыва идти на службу, захожу в аэропорт. В буфете у стойки вижу: начальника финансовой службы полка капитана Саратовского Николая Самсоновича и двух прапорщиков.

– Доктор, иди к нам! – протягивает мне стакан с одной четвёртой частью ноль семьдесят пять «Трёх семёрок», – что грустный-то?

Объясняю. Он берет у меня квитанцию. Даёт деньги. Говорит:

– Иди, возьми ещё одну!

Иду. Приношу ещё одну ноль семьдесят пять «Три семёрки». Прапорщик разливает. А Самсоныч, начфин рвёт мою квитанцию со штрафными санкциями, и клочки выбрасывает в урну. Пораженный до глубины души, я еле мог выдавить:

– А как же?..

– Ты пей-пей! Штраф, считай, уже заплачен. И отправлен в Рязань! – Под смех прапорщиков, поднимаем стаканы.

– Да, кстати, зайди в финчасть. Распишись. И получи. Пришёл приказ из ВВС, как лучшего поисковика дивизии поощрить тебя пятьюдесятью рублями. С вычетом подоходного налога…

…В заключение пару небольших штришков.

…25 февраля 1977 года. Посадка «Тереков» (Горбатко В. В и Глазкова Ю. Н.), проведших в космосе 18 суток на «Союзе-24»–«Салюте-5». За окном буран, как у Пушкина в «Капитанской дочке». Первый виток – буран. Второй виток – полный штиль. Мягкое приземление в районе Целинограда. Штатная управляемая посадка. Третий виток – буран (Разъяснение: управляемая посадка космических спускаемых аппаратов проводится только в первый, второй и третий суточный виток; в остальные – пятнадцать витков – происходит неуправляемый баллистический спуск).

Космонавт Горбатко спрашивает:

– Доктор, где я тебя раньше видел?

– В семьдесят четвертом в Туле я у вас брал интервью…

– Помню!.. Помню!..

…3 сентября 1978 года. Посадка «Ястребов» (Быковский В. Ф. и Йен 3. – ГДР), проведших в космосе 8 суток на «Союзе-31»–«Салюте-6»–«Союзе-29». Т. е. взлетевших на «Союзе-31», а посадку произведших на «Союзе-29», в районе Джезказгана. Жара – далеко за тридцать.

Сразу после приземления космонавт Быковский просит:

– Ребята, закурить найдётся?

– Как же врачи, ваши, Московские?

Жадно затягиваясь солдатским термоядерным «Памиром», все мокрые от пота, зайдя за спускаемый аппарат, они с наслаждением смакуют первые клубы дыма.

– Обойдутся! Их бы – туда!..

« назад