Лучше бы я не заводил разговора с Володькой Дарченковым о нынешней армии. Сколько боли, сколько страдания в голосе, будто не армию, а его самого втаптывают в грязь, опускают ниже самого нижнего плинтуса, будто без наркоза режут его израненное тело и ещё более израненную душу.

– Не знаю, что будет дальше, но хотя бы сейчас спохватились и начали – пока, правда, на бумаге – возрождать ДОСААФ нашего детства. – Владимир Юрьевич Дарченков, полковник запаса, всего две недели как постигает азы новой для него работы: подготовки допризывников.

– Ты только подумай, что творится? – его возмущению нет предела. – В роте оставили одну офицерскую должность – ротного командира. Уйди ротный в отпуск, заболей, в конце концов – кто будет управлять войсками? Прапора, которые дослуживают последние дни, скоро исчезнут из армии, как классовый враг и что дальше?..

– В моей бывшей «епархии» и того хуже. – Скребут, скребут и у меня кошки на сердце, болит оно, окаянное, за то, чему отдал свои лучшие четверть века. – Представляешь, эпидемиолог дивизии и старшелейтенантская должность? Какой командир полка будет к его доводам прислушиваться?

– А командиры полков, думаешь – лучше? Рассказывали мне недавно про одного. Сидит пьяный с утра в кабинете, начальник штаба ему докладывает, что личный состав полка на плацу в ожидании развода, а тот ему: «Пусть ждёт, хоть целый день!».

– Володь, хорош – о грустном. Расскажи про Афганистан.

– В эту субботу собираюсь в Москву. Многие из роты, которой командовал Лебедь, выпуска восемьдесят первого года РВВДКДКУ приедут на его могилу.

Минуту молчим.

– Сразу после выпуска, вернее, после отпуска убыл проходить службу в Афганистан. В 317-й полк командиром взвода на два года. – Он немного оживился. – Первое ранение. Агентура донесла, что в один кишлак ночью «духи» завезли много мин. Рота окружает кишлак, я со своего БТРа вижу, как за углом ближайшего дувала мелькнула тень. Свесившись с брони, даю длинную очередь и сразу под задним колесом раздаётся взрыв – гадёныш всё-таки успел поставить мину – и мне обожгло плечо. Ничего – в медсанбате вытащили осколок, заштопали. Через две недели опять на боевые.

Он начинает сыпать названиями населённых пунктов, датами, количеством трофейного оружия, вплоть до марки этого самого оружия и года и страны его изготовления, именами и фамилиями солдат и офицеров.

– Да, твоей памяти можно только завидовать, но как вы умудрялись в пустынях находить душманские караваны.

– Элементарно, Ватсон, – с начала нашего разговора на лице Дарченкова засияла улыбка. – Дорог-то через пустыню было всего две и наши группы каждую ночь, маневрируя от одного колодца к другому, и «прижимали к ногтю духов». Однажды взяли четыре машины с оружием. – Он опять не удержался и начал перечислять трофеи.

– Хватит тебе о них, что дальше-то?

– Основная часть «духов», сам понимаешь, навечно остались в пустыне, а небольшая группа ускользнула на пятой машине. Кинулись за ними в погоню, но они сами её взорвали и растворились в песках.

– Не понял: зачем они сами-то взрывали? Могли же уйти?

– Восток – дело тонкое. Они отвечали за все пять машин оружия, а привези они покупателю только одну… Что бы их ждало? А так – нет машин, нет людей: спросить не с кого.

– После Афганистана?

– После – трагедия: Славка Щербаха, который меня заменял, со своими бойцами погиб в вертолёте.

– «Стингер»?

– Наверное.

– Красная Звезда, знаю, у тебя за Афганистан, а орден Мужества?

– За Чечню. Это – я уже служил во внутренних войсках: три раза побывал в «горячей точке». Всего: девять месяцев.

– Что-то у тебя с арифметикой туговато?

– Это – ты про шесть лет моей службы вначале помощником коменданта, а затем и комендантом одного из районов Грозного?

– Самое неприятное впечатление?

– Через два года моей комендатурской работы жена категорически заявляет, что поедет вместе со мной. Так и проработала там фельдшером четыре года.

Мы опять минуту молчим.

– Да, не грусти ты, – это он меня подбадривает. – Мы ещё нынешней молодёжи сто очков вперёд дадим.

– А-то…

22 апреля 2010,

Тула.

С ЛЮБИМЫМ – НА КРАЙ ЗЕМЛИ

Дарченкова Надежда Петровна,

родилась 12.10.1960

в городе Горловке

Донецкой области

Украинской ССР.

Окончив в 1979 году Изюмское медицинское училище, Надежда Верихова стала дважды в год привлекаться военным комиссариатом на призывной пункт для медицинского осмотра будущих защитников Родины. Присмотревшись к молодой медицинской сестре, руководство военкомата предложило ей командировку на два года в Афганистан, тем более, что в стране проходил, так называемый, комсомольский набор среди молодого гражданского населения всевозможных специальностей.

– Представить себе не могла, – вспоминает Надежда, – что в Афганистане (1981–1983 года: примеч. автора.) встречу свою вторую половинку, главную и единственную награду за ту войну. Правда, ЦК ВЛКСМ и наградил меня Почётной грамотой, хотя представляли к правительственной награде. Да, Бог с ними.

В Афганистане Надежда работала не по профилю: из медучилища она вышла с дипломом об окончании отделения «стоматология», а пришлось два года работать в Кабульском инфекционном госпитале в отделении особо опасных инфекций. Гепатит, брюшной тиф, малярия, другие экзотические болезни – ко всем нюансам новой специальности пришлось вникать без раскачки, с первых минут пребывания на новом рабочем месте. А тут вскоре на охрану госпиталя прислали со взводом солдат молодого, высокого, стройного, симпатичного и, вдобавок, весёлого, окончившего совсем недавно Рязанское десантное училище, молодого лейтенанта Вовку Дарченкова. То, да сё – никаких ППЖ (ППЖ – походно-полевая жена: примеч. автора.), и вскоре, 15 октября 1983 года, молодая пара в Советском консульстве в Кабуле получает свидетельство о заключении брака. Слова-то какие нехорошие: «заключение брака». Нельзя что ли такое торжественное мероприятие назвать, к примеру: «заключение супружества»? Да, ладно, брака, к великому их счастью, в семье Дарченковых как не было, так нет до сих пор.

Они не только Афганскую войну прошли бок о бок, но и тогда, когда Владимир, вернувшись из Афганистана, перешёл служить во Внутренние войска, и был назначен комендантом одного из районов Грозного, Надежда, не раздумывая, поехала к мужу. Поехала не только хранительницей домашнего очага, а пять лет (2004–2009 года: примеч. автора.) работала, не покладая рук, фельдшером медицинского пункта комендатуры.

– Это, к примеру, у нас в Туле, – поясняет Надежда, – в военной комендатуре десяток человек личного состава, в Грозном в каждой комендатуре более трёхсот человек. А в медицинском пункте всего пять человек: начальник медицинской службы, он же главный врач, фельдшер, фельдшер-аптекарь и два санитарных инструктора в ротах. Так что, практически, вся лечебная работа – от смазывания йодом синяков и выдачи таблеток от головной боли до несложных операциях – лежала на мне. Плюс обслуживание администрации и милиции района, плюс оказание помощи местному населению – им не внушали доверия местные эскулапы, да, по правде говоря, и не обладали они должной квалификацией. Работы хватало.

После Грозного Надежда вернулась вместе с мужем в Тулу и наконец-то начала работать по своей специальности: медицинской сестрой в стоматологической поликлинике. И стали они с мужем жить-поживать и добра наживать…

Март 2011 года,

Тула.

ПАСЫНКИ АФГАНИСТАНА

Крючков Владимир Петрович,

родился 01.05.1960

в деревне Акзювские Выселки

Плавского района Тульской области;

Крючкова Вера Николаевна,

родилась 23.12.1963

в городе Кемерово.

Безрассудность?

Безалаберность?

Пофигизм?

Или знаменитый русский «авось»?

Или…

Гадай не гадай, но с восьмью месяцами беременности попасть под ракетно-артиллерийско-миномётный обстрел и чуть не погибнуть на аэродроме Баграма перед отлётом в Союз и родить…

Нет, родить через месяц не ожидаемого мальчика – какое в Афганистане восемьдесят восьмого года, понимаешь, УЗИ? – а родить здоровую, крикливую девчонку, вернее, дочурку, ещё точнее, афганочку – родную кровиночку.

Война – войной, а не только обед по распорядку, но любви и все возрасты, и все времена, и любые обстоятельства покорны.

Вот как-то так.

Кто бы мог подумать, что два сердца – тульское и кемеровское – найдут себя и забьются в унисон в далёком Афганистане, в Баграме…

…Очередной раз, проходя на дежурство на электростанцию мимо военторговского магазина, Владимир краем глаза мазнул по вновь прибывшей продавщице. Повернул голову, их глаза встретились и он, пробывший в Афганистане год с небольшим, застыл соляным столбом.

Судьба? Случай? Фатум?

… И Владимир, и Вера своим родителям – ну, не клятвенно, конечно же, – говорили, что едут работать по контракту (в то время – заветная мечта и гражданских, и военных граждан СССР) в Германию. «Позабыв» сказать, что из десяти кандидаток в Афганистан взяли только её одну – Веру Корнейчук. У Владимира ситуация сложилась и того круче – более тридцати человек на одно место. Но помогла безупречная биография: личное клеймо мастера-наладчика токарно-револьверных автоматов на Точмаше; срочная служба в погранвойсках на границе с Турцией в Туркестане (уникальная медаль за службу – «За ратный труд в Туркестанском военном округе»); считай, экспромтом приём в комсомол. И они, сугубо штатские, оба – в Афганистане.

Штатские-то штатские, но, выходя на суточное дежурство на дизельную электростанцию, обеспечивающую электричеством весь гарнизон Баграма, экипировка Владимира (естественно, не его одного, а всех) состояла, в том числе и из бронежилета, каски, АК-74 с тремя полными рожками. Хотя – чего греха таить – броник с каской часто «забывали» перед выходом на дежурство. Кроме того, в обязанности электриков входил предвиденный и непредвиденный ремонт переносных дизельных электростанций на заставах в горах, куда они добирались в сопровождении военных, порой вместе отбиваясь от моджахедов.

Работникам военторга тоже доставалось «на орехи». Каждый раз (хотя бы, сволочи, сделали разочек исключение), проезжая через кишлак Аминовка, автолавки военторга подвергались обстрелу: или с дальних подступов, или чуть ли не в упор.

Зато, мчась на машине в сопровождении двух БТРов в Кабул для выполнения супружеско-бюрократических обязанностей под звуки марша Мендельсона – не лаптем щи хлебали даже на войне! – в Советском консульстве, они не слышали ни одного выстрела. Или их не обстреливали, или им было не до выстрелов…

…В сентябре восемьдесят восьмого родилась Алина. В декабре, пробыв в Афганистане три года, хотя и приглашали на должность прапорщика в 345-й парашютно-десантный полк, Владимир встретился в Кемерове и с женой, и с дочерью, и с тестем-тёщей.

Затем – переезд в Тулу и, как в сказке, стали они жить-поживать, добра наживать и, в положенное время, воспитывать внучка Ева.

Постскриптум:

Интерпретировав совместные воспоминания супругов Крючковых, попросил Владимира написать самому не только об Афганистане, но и о той несправедливости, с которой столкнулись все гражданские люди, вернувшись из-за Речки, и какую он титаническую работу взвалил на свои плечи, чтобы вернуть ту самую справедливость, по которой они, гражданские лица перестали бы быть пасынками той войны.

Начало февраля 2015 года,

Тула.

ПИСЬМО
ПРЕМЬЕР МИНИСТРУ В. В. ПУТИНУ

ОТ

В. П. КРЮЧКОВА,
ВЕТЕРАНА БОЕВЫХ ДЕЙСТВИЙ, ИНВАЛИДА 2-й ГРУППЫ

Уважаемый Владимир Владимирович!

Обращаются к Вам служащие Советской Армии, прошедшие Афганскую войну.

Мы не хотим приписывать себе чужие подвиги, но и не хотим, чтобы топтали наши.

Если возможно провести в России дифференциацию среди ветеранов боевых действий, – пожалуйста, проведите: кто, сколько, в каком качестве служил в Афганистане с учётом выходов на боевые операции, ранения, контузии, травмы, награды, болезни.

Или, в противном случае, приравняйте бывших служащих Советской Армии к тем военнослужащим, которые, как и мы, НИКОГДА на боевых не были и исполняли абсолютно одинаковые с нами обязанности.

В Афганистане воевало до 40 % личного состава войсковых частей, остальные обеспечивали тыл, наравне с нами – служащими Советской Армии.

Собирайте «круглый стол», совет, комиссию – как угодно называйте, – но с обязательным приглашением бывших вольнонаёмных.

Не одного–двух, а, хотя бы, по человеку от каждой профессии.

Пусть бывшая медсестра расскажет, как в свои 19–20 лет возвращала к жизни ровесников, а кого возвратить не смогла – закрывала вместо мамы или жены веки.

Пусть повар расскажет о своей службе на войне – каково при температуре 50–60 градусов по Цельсию сутками крутиться возле печей.

Пусть продавец расскажет, как мотаться по афганским провинциям, снабжая военнослужащих конфетами–сигаретами. Кстати, именно среди этой категории вольнонаёмных более всего погибших.

Пусть прачка расскажет, как стирала до костей ладони, особенно в дни проведения крупных армейских операций, когда раненые и убитые шли непрекращающимся потоком.

Пусть водитель расскажет, как, попав в засаду, отстреливался (оставив для себя последний патрон) пока не подоспела помощь.

Пусть дизелист расскажет, как под обстрелом не прекращали подавать электричество, потому что в операционных медсанбатов шли операции.

Каждый из нас честно работал до 12 часов в сутки, обеспечивая порядок на вверенном участке внутри воинской части.

Только в таком случае будет восстановлена справедливость в отношении служащих Советской Армии, по Закону РФ «О ветеранах», приравненных к участникам боевых действий, но, словно преступники, отрезанных ото всех льгот. В то время, как настоящие преступники, сдающие врагу оружие, документы, предающие Родину, стараниями сахаровых-горбачёвых амнистированы, являются участниками боевых действий с полновесным пакетом льгот.

Просим Вас убрать п.п. 2 и 3 ст. 16 ФЗ «О ветеранах».

Мы честно отдали долг Родине, трудились наравне с военнослужащими, и никто не имеет права топтать наше военное прошлое.

СЕРЕБРЯНАЯ СВАДЬБА АФГАНЦЕВ ШМЕЛЁВЫХ

Шмелёв Валерий,

родился 09.03.1957.

Шмелёва Ирина

родилась 23.01.1961.

Какой одессит не мечтает стать моряком? Какой одессит не бредит морем с пелёнок? И хотя Валерка Шмелёв родился не в самой Одессе, а в её окрестностях он не избежал участи своих земляков. Поэтому после школы и «по совместительству» трёхгодичной работы механизатором широкого профиля в совхозе он с семьдесят шестого по семьдесят девятый бороздит просторы Чёрного моря в основном в подводном положении – на дизельных подводных лодках (не имел и не имеет наш Флот в этом море атомных подлодок, к сожалению). По окончанию службы на флоте ему, молодому коммунисту, открываются большие перспективы для дальнейшего карьерного роста, но семейные обстоятельства на полтора года разлучают его с армейской службой. Только в январе восемьдесят первого года он становится прапорщиком в 1065-м гвардейском артиллерийском полку 98-й гвардейской воздушно-десантной Свирской Краснознамённой ордена Кутузова 2-й степени дивизии – или, в десантном простонародии: Болградской дивизии. Отсюда, из родного Весёлого Кута, где он жил с родителями и где дислоцировался артполк, в декабре восемьдесят второго секретарь комсомольской организации дивизиона гвардии старший прапорщик Валерий Иванович Шмелёв направляется для дальнейшего прохождения службы (как казённо, занудно звучит эта фраза) в отдельный 345-й гвардейский полк, в Баграм, в Афганистан.

«Комсомольской работай занимайся сколько хочешь, сколько душе угодно, – встретил его командир полка в Баграме, – но только в перерывах между боевыми. А на боевых готовься заменить, подменить любого в артиллерийском дивизионе: на то они – и боевые».

О Шмелёве я ничего не знал, не служил с ним вместе. В нашу Тульскую, 106-ю гвардейскую воздушно-десантную дивизию он, естественно со своей женой, пришёл служить в 1997-м году, четыре года спустя после моего увольнения из Армии.

– В основном на боевых я ходил, вернее, ездил в техзамыкании. Ещё со школьно-совхозных времён был неравнодушен к любым механизмам. Знал, как свои пять пальцев, любую колёсную и гусеничную технику. – Бывший гвардии старший прапорщик в тройке, при галстуке, в модных «шузах» неторопливо начинает рассказывать про своё житьё-бытьё в Афганистане, в начале нашей беседы обращаясь ко мне на «вы». – Как-то раз, в начале восемьдесят четвёртого года, к нам в гости, на чей-то день рождения, пришли медсёстры из соседнего медсанбата. Мне сразу приглянулась одна сестричка. Все, естественно, поднимают бокалы (бокалы – громко сказано) за здравие именинника, а я сижу трезвый, не пью…

– ???

– Недавно переболел гепатитом…

– Понятно.

– Начинают танцевать. И ко мне подходит она, приглянувшаяся мне дивчина…

– Конечно, – опять перебиваю его, – один непьющий среди всех.

– Так оно и было – так я и познакомился со своей будущей женой Ириной.

– И?

– На День ВДВ – 2 августа 84-го в Советском консульстве в Кабуле мы подали заявление, а 13 сентября – расписались.

У них в семейном архиве священной реликвией в пластиковой упаковке хранятся их Командировочные удостоверения в Кабул сроком на двое суток с 13 сентября 1984 года для регистрации брака, выписанные ему в штабе 345-го отдельного гвардейского парашютно-десантного полка, ей – в штабе 100-го медицинского батальона 108-ой мотострелковой дивизии 40-ой общевойсковой армии.

– Да, не знаешь не только, где упадёшь, но – и где счастье найдёшь.

– В конце восемьдесят четвёртого проводилась крупная операция в Ургунском ущелье. Я, как обычно, на БэТээРе – в техническом замыкании колонны дивизиона, затем пересаживаюсь на УРАЛ, под завязку загруженный гаубичными снарядами. Через сто метров УРАЛ подрывается на мине – мы трое: я, водитель и ещё солдат, сидящий в кабине отделываемся контузиями. Наверное, наши Ангелы хранители втроём не допустили детонации снарядов – в противном случае от нас бы практически ничего бы не осталось: только развеянная по окрестным горам пыль. По рации докладываю командиру, что «двухсотых» нет, «карандаши» (мы, то есть) целы, «огурцы» (то есть, снаряды) перегружаем на другие машины. Контуженных солдат на вертолёте отправляю в Баграм, в медсанбат. Сам на своём родном БэТээРе догоняю колонну, сказав перед отлётом своим солдатам, чтобы они ничего в медсанбате жене не сообщали о моей контузии.

– Как всегда, солдаты…

– Ты абсолютно прав: солдаты по прилёту в Баграмский медсанбат ничего особенного и не сказали, сообщили только, что у меня небольшая контузия. Иринка, естественно, падает в обморок. И вся помощь, вроде бы полагающаяся мне, – Шмелёв смеётся, – оказывается ей.

– Орден – за эту операцию?

– За эту операцию – медаль «За отвагу», хотя и посылали на Красную Звезду. Но в верхах решили, что комсомольскому секретарю давать сразу орден как-то не с руки.

– И орден?

– Орденом Красной Звезды меня наградили за операцию в окрестностях кишлака Пачахак. Наша колонна попала в засаду. «Духи» стреляли со всех сторон. По рации вместе с замполитом работали наводчиками, корректируя огонь нашей артиллерии. Еле успели отвести колонну техники – вызывали огонь практически на себя. К счастью, потерь у нас во время этой операции не было, а «супостату» досталось крепко.

– Подожди, а медаль «За боевые заслуги»?

– Это – после Афганистана. В марте 85-го, через два года и три месяца, я вновь оказался в родной Болградской дивизии. Жена ещё надо мной подшучивала, что у неё, мол, имеется медаль «ЗБЗ», а у меня – нет (ей медаль вначале пришла в Житомир, по месту её рождения, затем медаль переслали в военкомат Арциза, районного центра под Кишинёвом, где она работала в больнице медсестрой. В её Наградном листе в частности имеются и такие строки «… Во время Панджшерской операции в апреле-июне 1984 года работала по 20 и более часов в сутки, не щадя своего здоровья, ради спасения жизни раненых… Выходила и возвратила к жизни более 300 раненых…). Чуть отвлёкся.

– Ничего, нормально.

– Так, вот: в восемьдесят девятом мы (да, ты и сам, наверное, тоже в это время со своей Тульской дивизией не сидел на зимних квартирах) «работали пожарниками» – «тушили» конфликт в Армении, когда разрасталась война в Карабахе. Мне со своим зенитно-ракетным взводом (тогда занимал должность командира этого взвода) пришлось брать школу ДОСААФ в Ереване, на крыше которой засели мятежники, держа под огнём всю округу.

– Сумгаит, – перечисляю ему «свои пожароопасные точки», – три раза Баку, Тбилиси.

– Значит не понаслышке знаешь, как всё тогда происходило… Принимаю решение. По пожарной лестнице поднимаемся на соседнее, более высокое здание. И с крыши этого дома даю очередь из двенадцати патрон, заметь, над головами той шпаны на крыше ДОСААФа. Сразу же – руки «в гору», всё оружие – на крышу, мокрые штаны, сопли до колен. Трое моих держат их на прицеле, я с двумя солдатами поднимаюсь к ним, остальные – оцепляют всё здание ДОСААФа. Но из списка награждённых меня исключил замполит полка, говоря при этом:

«У него и так наград за Афганистан много».

«Он один со своим взводом захватил трофейного оружия больше, чем весь остальной полк», – и командир полка поставил точку в споре о моём награждении.

– Хватит о войне, – в очередной раз перебиваю Шмелёва, – у тебя же в сентябре «серебряная» свадьба…

– О моём знакомстве и свадьбе с Ириной в декабре девяносто девятого года Екатерина Гарбузова напечатала большую статью в газете «Молодой Коммунар», которая называлась: «Я на свидание ходил с двумя гранатами».

– Опять война, – ворчу недовольно.

– Никуда от неё не денешься, – Ирина Шмелёва протяжно вздыхает, – та война и соединила нас.

– Кому – война, кому – мать родная, – неудачно шучу и тут же извиняюсь за бестактную неуместность.

– Да, чего – там. – Продолжает Ирина. – От тех контуженных солдат, которых Валерка отправил к нам в медсанбат на «вертушке», а сам остался на боевых, от их бессвязного лепета я почему-то подумала о самом страшном. И самой сестре-анестезистке пришлось срочно оказывать реанимационную помощь – приводить в чувство, в рабочее состояние. И – сразу к операционному столу: раненым-то нет никакого дела о твоих личных проблемах. Всё правильно, так и должно быть – каждый делает своё дело.

– И напоследок, – ненавязчиво обращаюсь к супругам-афганцам Шмелёвым.

Они оба сразу же понимают намёк и в два голоса в унисон заканчивают нашу беседу:

– Конечно, в сентябре вместе с нашей дочерью Юлей ждём тебя на нашу «серебряную».

– Честь имею!

Апрель 2009 года,

Тула.

« назад