НИКОЛАЙ МАКАРОВ ОНИ БЫЛИ ПЕРВЫМИ Близнецы-братья Альховики из-за безалаберности младшего Сашки гремели под панфары в стройбат. А неча было в четырнадцать лет фраериться перед девчонками и выкалывать себе на плече всякий разный там факел какой-то свободы. Выискался, понимаешь, доморощенный Пабло Пикассо пополам с Малевичем. В десант ему захотелось – накось выкуси: кайло и ломик в придачу не желаете, молодой человек? Красный свет татушникам и всяким разным там татуировщикам в элитные войска. Понятно? Или повторить для бестолковых? Старший Лёшка, на двадцать три с половины минуты, но всё же старший, тот без дури в голове, сразу попадал в десантуру. Так ему в шестнадцать лет и сказали в военкомате на первой приписной комиссии. Но радости от этого мало. Не было вообще никакой радости – он тоже гремел вместе со своим младшим оболтусом в стройбат. А куда ещё? Приказы надо знать: братья-близнецы по Приказу Министра обороны, самого Министра (!), должны служить в одной части. Мало того – в одном подразделении, в одной роте. Куда иголка – младший Сашка, туда и нитка – старший Лёшка. Вишь, как оно меняется местами: кто был младшим, попёр поперёк батьки, тьфу, ты – поперёк старшего брательника. Правда, не туда попёр. Но мир не без добрых людей, даже в военкомате. Подсказали умные дядечки в погонах, чтобы не распускали нюни, а гнали на всех парах в ДОСААФ и там записывались в парашютную секцию. В ДОСААФе их ждали с распростёртыми объятиями? Ага, щас, разбежались. На пятьдесят мест претендовало под две сотни желающих откосить в будущем от всякой там пехоты и от пародии на настоящую Армию – стройбата и служить только в Войсках дяди Васи. Братья подоспели вовремя. Сорок восемь фамилий были записаны, счастливцы стояли в сторонке и со смехом наблюдали, как необузданная и разъярённая толпа сверстников в полторы сотни глоток орала свои фамилии, требуя место в заветном списке, готовая снести с лица земли столы, стулья, тренера и всё здание аэроклуба вместе со стареньким «Кукурузником». Видя такую удручающе-неприглядную картину Репина «Приплыли», старший Альховик – на то он и старший – с тыла ужаком просочился между ног незадачливых претендентов и тихо-тихо прошептал (Во – психолог!) на ухо тренера: – Пишите Альховики, братья-близнецы Альховики. И никому не будет обидно. Из оставшихся. Прыжки прыжками, десантные войска теперь никуда от них не денутся – пора и о профессии подумать. Благо в Целинограде (прежде – Акмолинск, потом – Акмола, сейчас – Астана), как и во всей стране, во всей Державе, полно всяких и всяческих учебных заведений, где выучат на кого угодно, было бы желание. Стоп! Почему – стоп? Что не понятно? Как бульбаши – не путать с бурнашами из «Неуловимых» – то есть белорусы оказались в начале семидесятых прошлого века на севере Казахстана, тогда ещё - на севере Казахской Советской Социалистической Республики? В ссылку что ли кого из родственников сослали? Как, как, закакали совсем: отец у них был непревзойдённым асом-экскаваторщиком на уникальном немецком – из самой ФРГ – агрегате, которых в Союзе в наличии числилось всего две единицы. Один экскаватор в Белоруссии, другой – в Казахстане. Но! Но в Белоруссии отцу платили всего – давайте посмеёмся вместе – 120 (сто двадцать) рублей. Отсмеялись? В Казахстане за ту же работу в первый месяц заплатили – опять давайте посмеёмся вместе – 800 (восемьсот!) рублей. Плюс премия. А то – как, да, как. Профессию братаны выбрали не хуже других – газоэлектросварщик, которой обучали в ГПТУ № 177. То есть они стали ГПТУшниками и на комсомольском собрании этих самых ГПТУшников, когда Альховики обучались на втором курсе, младшему надоело дремать под монотонные дифирамбы самим себе выступающих и он с места возмутился. Дескать, хватит болтать обо всём и ни о чём. Дескать, пора навести в общаге порядок, где деды – третий курс – затерроризировали второй, не говоря уже о первом курсе, понимаешь. Встал, повернулся и вышел из зала. Поднял проблему? Вот и решай её сам. Без Сашки Сашку-то враз и женили, избрав в его отсутствии секретарём комсомольской организации всего училища. Один он, конечно же, не справился бы с этой проблемой. На помощь братьям пришли их лучшие друзья и после жестокого мордобоя (первый разряд по боксу он и в Африке – первый) третьекурсников общежитие ГПТУ № 177 стало образцово-показательным и лучшим среди себе подобных во всём Целинограде. Тут незаметно подкрался и призыв в ряды нашей тогда ещё доблестной Советской Армии, в Воздушно-десантные войска, в 103-ю гвардейскую воздушно-десантную дивизию (вот и вернулись Альховики на ридну Белоруссию, на ридну Витебщину), в 350-й гвардейский парашютно-десантный полк, в разведроту. А куда ещё прикажете призывать братьев-близнецов, имеющих более 150 прыжков с парашютом (и Сашкина татуировка на правом плече теперь ничегошеньки не значила) и в придачу – по первому-второму разряду по плаванию, стрельбе, лёгкой атлетике, боксу? Год мирной жизни, то есть мирных дней службы и год Афганистана. Они – братья-близнецы Альховики – одними из первых входили в Афганистан. «Входили в Афганистан» – всего три слова, одно из которых предлог в одну букву. Входили… …Ил-76 с разведчиками на борту, прикинувшись гражданским самолётом, в вечернем полумраке по приборам зашёл на полосу, но промахнулся и приземлился за тридцать-пятьдесят метров до бетонки. Взлетел, пошёл на второй круг и только тогда диспетчера Кабульского аэропорта осветили взлётно-посадочную полосу. Десанту этого и надо было: на ходу, выскакивая из чрева самолёта, разведка сразу показала кто есть ху и на чьей улице нынче праздник. Группы разведчиков окружили полосу, ощерившись во все стороны автоматами и пулемётами, приготовив гранаты. Старшему Альховику и ещё восьмерым десантником «досталось» блокировать нефтехранилище, которое, как оказалось впоследствии, охраняло более тысячи личного состава с бронетехникой. Смяли бы наших в одночасье и не поперхнулись бы. Но, но история не имеет сослагательного наклонения – поэтому 25 декабря 1979 года близнецы-братья Альховики и ещё девяносто восемь десантников вошли в Афганистан, обеспечив бескровную посадку основным силам дивизии. Об этом писали, кому не лень, порой противореча всем и каждому, путаясь в деталях и мелочёвке. Да, Бог с ними, нам близнецов подавай. Пожалуйста, не заржавеет. Кто может с первого раза отличить, распознать почти абсолютно похожих близнецов? Если и родственники их постоянно путали. И сейчас – оба поджарые, ни грамма лишнего веса, оба голубоглазые, оба целеустремлённые, с чувством юмора и чувством собственного достоинства, готовые в любой момент прийти на помощь своим друзьям, своим родным и близким, своим «афганцам» и жёнам-вдовам, оба с усами, с открытыми добрыми улыбками. Попробуй их распознай? Мне удалось с первого раза. Запросто, почти не глядя. Вот Лёшка, Алексей Иванович Альховик – картуз, то есть офицерская, ясен пень, фуражка, китель со старшелейтенантскими звёздами на погонах, галстук, как и всё обмундирование, защитного цвета, непринуждённый беглый разговор на монгольском языке со слегка заметным белорусским акцентом, академический значок и «Гвардия», где им и положено висеть. Четверо детей. Красавица жена. Всё – при нём. И вот Сашка, Александр Иванович Альховик – голубой берет набекрень, тельняшка в голубую полосочку, сержантские лычки на погонах, непринуждённый беглый разговор на русском со слегка заметным белорусским акцентом, жёлтая и красная полосочки за тяжёлое и лёгкое ранение, «Гвардия», где им и положено быть. Трое детей. Красавица жена. Всё – при нём. – В школе, в ПТУ сам Бог велел меняться местами, а в армии? – Дошла очередь и до вопросов. – В зимнем разведвыходе, – поочерёдно вспоминая подробности, Альховики окунаются в восемьдесят восьмой прошлого столетия, – после восьмидесятикилометрового марш-броска в небывало жуткий мороз вся «салажня» поотморозила ноги. Кто – меньше, кто – больше. Сашку и ещё одного бедолагу, как наиболее сильно пострадавших, положили в лазарет полкового медпункта, а остальных стали гонять пуще прежнего. На седьмой день Лёшка заменил на нагретой больничной койке Сашку и за три часа сна в тепле, полностью восстановив силы, вновь был как огурчик. Так и служили, выручая и подменяя друг друга в особо щекотливых моментах. – В Афганистане тоже проделывали подобные перевоплощения? – За год Афгана, – опять братья поочерёдно вспоминают подробности, – мы постоянно были в разных разведгруппах и только один раз участвовали вместе в боевой операции. Выдвигались колонной по серпантину в назначенный район. Лёшка, старший разведчик – впереди, внутри БМД за пулемётом, через несколько машин сзади – Сашка, тоже старший разведчик и тоже за пулемётом. За очередным поворотом спереди раздаётся страшный взрыв, Сашка в триплексе за дымом и пылью не видит БМД, где находится брат. Вот, это был ужас: грудь обручем сдавило, в глазах потемнело, в голове пустота. Сашка через секунду вылетел из люка БМД и «пулей» – вперёд… – Подвела интуиция? – уточняю у братьев. – Колёсная машина с гаубицей на прицепе сзади Лёшкиной БМД взорвалась, а брат, брат испугом отделался. – Об интуиции: были случаи сверхъестественного? – Сижу в палатке, – продолжает рассказывать Александр, – входят два сержанта из нашей роты, тоже бульбаши, достают бутылку водки – не кишмишовки, а именно, водки – и говорят, дескать, ты не волнуйся особо, соберись с силами, и давай помянем твоего Лёшку. – Вот был сюрприз! – комментирует Алексей. – Я им говорю, что выпить я с ними выпью обязательно – кто же откажется? – но брат мой жив-здоров и вам того желает. Они опять: не может быть, да не может быть, в штабе полка недавно сказали, что Лёшка-близнец погиб. – У нас в дивизии, – опять комментирует Алексей, – было несколько пар близнецов и в одной паре был мой тёзка – он-то и погиб. – А у меня никакой реакции на это сообщение, – заканчивает вспоминать Александр, – никакого шевеления под сердцем. Водку выпили, конечно же, – не пропадать добру зря. Б– За здравие выпили! Постскриптум. Написав о близнецах, дал на проверку сей «опус», естественно, старшему из братьев – кое с какими замечаниями согласился, кое о чём поспорили. Не в этом суть. – Ты знаешь, за ту Кабульскую операцию, за захват Кабульского аэропорта никто из первого десанта – ни офицеры, ни рядовые – никто не получил награды. Никакой! Не это – обидно, обидно, то, что уже тогда нас, нашу Советскую Армию начали предавать… – Алексей с ностальгической болью в глазах смотрит на карту Афганистана на стене своего рабочего кабинета. Что к этому можно добавить? Да, они были – смертники и они знали об этом. И, не задумываясь, шли выполнять приказ Родины, приказ Своей Великой Русской Державы, Державы, у которой они были – и остаются до сих пор – верными и преданными солдатами. Солдатами Воздушно-десантных войск. Что ещё? Во все учебники всех военных учебных заведений всего мира, как эталон, вошла та дерзкая операция советских десантников в декабре семьдесят девятого года прошлого столетия в Кабульском аэропорту… ---------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------- ХИРУРГИЯ (Рассказ-быль почти по Чехову) ----------------------------------------- В начале двадцатого века Эмиль Кроткий изрёк сакраментальную фразу: «Зубная боль – ерунда, если зуб болит у другого». Ясен пень, Лёшке Альховику – до лампочки этот самый Кроткий с его долбанным афоризмом. У Лёшки Альховика зуб, вернее то, что находилось под коронкой вонзилось в мозг раскалённым, безжалостным броском гюрзы ровно через десять часов после выхода на караван. Хотя, как боль с левой нижней «семёрки» шарахает по мозгам – не поймёшь этих медиков с их анатомией. И, ясен пень, ни ожидание каравана, ни адская боль под адски жгучем афганским полудённым солнцем никак не настраивали на лирический лад. Понятно – духовский караван от разведчиков никуда не уйдёт, но когда уйдёт… Короче, об этих четырёх кошмарно-мучительных днях – лучше не вспоминать. …Бросив автомат брату-близнецу Сашке, Лёшка, что твой рысак, помчался в ПМП – полковой медицинский пункт, предвкушая сладострастные мгновенья по случаю избавления и от мук, и от боли, и от этого злосчастного пылесо… тьфу, ты – зуба под коронкой. Рванув дверь медпункта, конечно же, он увидел картину из того, далёкого мирного советского прошлого, увидел лениво дремавшего «на тумбочке» дневального. – Где зубодёр, тудыть твою растудыть? Подскочив от страха, дневальный, запинаясь, проблеял: – Никого нет! – ? – Ни одного врача нет. Все в медсанбате, помогают там. – Продолжал блеять испуганный дневальный. – Я – один здесь. Зная не понаслышке круто-драчливую репутацию разведчиков братьев-близнецов Альховиков, державших в страхе весь личный состав полка, дневальный растёкся по стене, пытаясь прикинуться то ли ветошью, то ли портянкой, на худой конец – мешком с картошкой. – Сколько служишь? – Рыкнул Лёшка, поднося грязный кулак к носу дневального. – Пол… полгода. – Вновь проблеял, ещё толком не понимая что от него хочет поиметь этот близнец, то ли –Лёшка, то ли – Сашка. Схватив полуобезумевшего дневального за шиворот, Лёшка (конечно же, Лёшка), поволок бедолагу к кабинету «зубодёра». – Ты будешь удалять мой зуб!?! – Я… я… я не умею!?! – Или ты мне удалишь больной зуб, – Лёшка опять поднёс грязно-грозный кулак к носу дневального, – или я тебе выбью все зубы. В конце концов, ты – десантник или где? Удобно устроившись в кресле, Альховик напомнил дневальному: – Руки, руки, сучий потрах мой лучше. – Я не знаю как… Лёшка не дал ему договорить: – Вон, на стене висит плакат. Да, на стене висел плакат со сверкающе-здоровыми зубами, демонстрируя все прелести какой-то там зубной пасты. – Видишь – лежат щипцы, – болезный наставлял вновь испечённого зубодёра. – И, как клещами гвоздь, вырывай зуб. Не боись. Пока бить не буду. Дневальный ещё дрожа от только начинающегося кошмара взял злосчастные «клещи», зажал ими больной зуб и что есть силы рванул на себя. Посмотрел вместе с Лёшкой на результат «зубодёрства» – в «клещах» сверкала кроваво-красная коронка. Дневальный вытер салфеткой окровавленные губы пациента. Боль, вроде, немного приутихла. Лёшка осторожно провёл языком по ранке. В ней нагло, чуть не оцарапав язык, торчали три не вырванных корня. – Рви их тоже! – Не знаю – как! Лёшка тоже не знал – как. В это время на их счастье – есть всё же десантный Бог на свете – забрёл и заглянул в зубоврачебный кабинет какой-то солдат за таблетками от поноса. – Ты… – рыкнул на него Альховик, – посмотри в шкафу, может какой букварь по-зубодёрству найдёшь? Второй раз фортуна повернулась к ним лицом – в шкафу пылился учебник по стоматологии. – Ищи картинку, как вырывать зубные корни. Совместными усилиями картинку отыскали. Вновь пришедший помощник, у которого моментально прекратился понос, зажал Лёшкины ноги, а, вошедший во вкус и уже совсем не дрожащий, дневальный принялся за стёртые «афганцем» корни левой нижней «семёрки». Без обезболивающих, без асептики и антисептики, без элементарного медицинского образования (по-русски говоря, с ломом и какой-то матерью) два солдата, взрезав десну с обеих сторон (учебник-то – на что?) удалили все корни у Лёшки Альховика. …Через три дня, как ни в чём не бывало, братья-близнецы: и Лёшка, и Сашка в полном здравии со своей разведротой отправились на очередной караван.

« назад