Окончив в восемьдесят первом году Военно-медицинский факультет в Томске, он заменил меня в первом батальоне 51-го полка. Став батальонным врачом и видя, как комбат – подполковник Буй – готовит себе, якобы маскирующую, форму лейтенанта с красными погонами, молодой военный врач не раздумывал ни минуты. При первой же встречи с дивизионным медицинским начальством он изъявляет желание тоже участвовать в событиях – помните? – в Польше. К счастью, мы тогда не ввязались во внутренние «разборки» поляков, но просьбу Мискевича о «заграничной турпоездке» удовлетворили: всего через три месяца после получения диплома о высшем образовании он пересекал границу Афганистана.

– Саш, – я в гостях у него дома: за окном по снегу гуляет краснолапая стая гусей, в камине потрескивают берёзовые полешки, в фарфоровых чашках налит густоароматный чай из сибирских трав, его жена примостилась рядом с мужем, – был же тогда приказ: молодых лейтенантов отправлять в Афганистан только через год адаптации в войсках в Союзе.

– Сам напросился, – смеётся жена.

– Ничуть не жалею, что с первых дней службы оказался на войне.

Первое лирическое отступление.

В Афганистане Мискевич служил врачом третьего батальона 345-го полка в Баграме. Из «боевых» не вылезал, выполняя не только свои прямые врачебные обязанности: командир боевой машины, командир разведдозора, старший на отдельном направлении – вот не полный перечень его обязанностей, которыми он не гнушался.

– Его никто не заставлял, – будто бы жалуется жена, но в голосе слышится неприкрытая гордость за мужа. – Сам лез во все «дыры».

– Не преувеличивай. – Он добродушно похлопывает жену по плечу.

– Чего, чего – не преувеличивай? – Она, вроде бы, не на шутку, возмущается его безрассудным поведением лейтенантской молодости. – Твой же комбат, когда приезжал в отпуск, просил меня, чтобы в письмах обуздала, окоротила тебя от «похождений». Тебе бы всё шуточки, а там была настоящая война.

Сашка рассмеялся.

– Это – ты мне рассказываешь про Афганистан?

– Хорошо, тогда расскажи, как ты две недели сидел с батальоном в горах. – Просит жена.

– Что рассказывать-то? – Начиная рассказ, Мискевич и не думал задумываться, как будто всё происходило вчера, в крайнем случае, позавчера. – Выполняя задачу, батальон поднялся на гору в три с лишним километра высотой. Караулим караван день, два, завьюжило прилично, вертолёты в такую погоду долетают только до долины и сбрасывают нам пропитание. Пять-шесть человек спускаются за продуктами и несут на пятьдесят человек продукты…

– Постой, постой, – перебиваю его, вспоминая численный состав батальона. – В батальоне – около трёхсот человек, а ты говоришь, что в горах находилось пятьдесят – плюс-минус – человек.

– Всё правильно: в приказах на «боевые» так и значилось, что задачу выполняет батальон. И никого не интересует – сколько в батальоне человек.

– Ладно, приказ есть приказ и его надо выполнять. Но где же находились другие подразделения батальона?

– Больные – брюшняк, гепатит, дизентерия, раненые, отпуска, командировки, сопровождение колонн, несение службы на «зимних» квартирах в Баграме; девятая рота – на охране фабрики, седьмая рота – в Пули-Хумри. Такой вот расклад: задачу батальона в этот раз выполняла восьмая рота с приданными силами.

– Не густо!?

– Задачу-то мы выполнили. Дело – не в этом. Пятерых, которых посылали за продовольствием, думаешь, что из коробок сухпайков приносили?

– Сахар, чай, тушёнку… – Перечисляю вслух: сам не один «сухпэ» за время службы на учениях употреблял по прямому назначению.

– Правильно. Остальное всё сжигалось внизу. Две недели, не то чтобы жили впроголодь, голодали. Застрелили горного барана, стали мясо варить – вода кипит, а пальцы не обжигает. Три с половиной тысячи высота – так и съели сырого барана.

– Житуха, не приведи…

– Спали стоя под мокрым снегом, курили сухие листья, выкопанные из-под снега: был, хотя бы, запах дыма. Через две недели с гор спустились полсотни полускелетов, но задание выполнили.

– У него таких случаев, – опять подаёт голос жена.

– Знаю: сам наблюдал его в «деле» во время «тушения пожара» в Азербайджане в девяностом году.

– На целую книгу хватит, подхватывает Александр.

– Внукам есть, что рассказать. Но продолжим. Вернулся ты из Афганистана: медаль «За отвагу», орден Красной Звезды…

– Медаль в наличии, а орден до сих пор не могут найти. Сейчас в Центральном архиве армии документы разыскивают – надеюсь, найдут.

Второе лирическое отступление.

После Афганистана гвардии старшего лейтенанта медицинской службы Александра Мискевича назначают на должность начальника медицинского пункта 51-го полка. Через четыре года медицинский пункт, под его началом, становится одним из лучших в Воздушно-десантных войсках. Два плюс четыре – шесть лет службы и ни одного повышения квалификации, ни одной учёбы. Он просится на учёбу, но дивизионное медицинское начальство категорически настроено против, неизвестно какими аргументами мотивируя отказ.

– Алексеич, – он ехидно улыбается, – это ведь по твоему совету я оказался на учёбе. Ты мне подсказал, как обойти все препоны начальства и в то же время, якобы, не нарушая Уставы.

– Сань, откровенно говоря, не припоминаю. Но если было в том моём совете что-то авантюрного и не совсем законного, то, да, кроме меня – без лишней скромности – тебе было некому посоветовать.

– Вот, вот – «без лишней скромности».

– Что об этом говорить? Разве упомнишь – я и не помню, и не стараюсь помнить – кому, когда помог добрым советом или добрым делом.

– А плохих советов ты за всю службу никому не давал и дел подлых не творил.

– Хватит петь дифирамбы – разговор-то о тебе, а не обо мне.

– Всё переплетается в жизни.

– Ты лучше расскажи – выпало из памяти – что за переполох был, когда за тобой командующий Московским военным округом прислал личный вертолёт?

– Как ты знаешь, выучился я на ЛОР-врача и меня перевели служить (опять с твоей помощью) в медсанбат командиром приёмно-сортировочного взвода. Лечил всех: солдат, офицеров, командира дивизии, командующего ВДВ генерал-полковника Николая Васильевича Калинина. И, когда его перевели командовать округом, он, как-то находясь на учениях в Гороховецких лагерях, «посадил голос». Окружным специалистам он почему-то не доверял и поэтому прислал за мной вертолёт. Переполох был в медсанбате – жуть.

– И после этого ты делаешь «стремительную» карьеру?

– Точно – «стремительную». В гарнизонном госпитале в наличии – вакантная должность начальника ЛОР-отделения. Опять – не обессудь – твоими советами собираю нужные документы и везу их в округ. Кадровики говорят: «Всё, мол, нормально, все документы привёз, но нужно ещё две карточки размером три на четыре».

– В личном деле всё же имелось?

– Я так и сказал, а мне опять говорят, что не хватает двух карточек три на четыре. «Хорошо, – говорю в кадрах, – пойду сейчас сфотографируюсь». А умные люди подсказали, что три на четыре это – не фотокарточки, а ковры три на четыре метра.

– Не хило.

– Это – не беда. Приходит приказ на моё убытие в госпиталь, а командир батальона меня не отпускает, спрятав у себя в сейфе все бумаги. А через некоторое время, отдав мне на руки предписание на убытие, звонит начальнику госпиталя и самыми чёрными красками даёт мне характеристику. Подполковник Елизаров встречает меня настороженно, где-то даже – враждебно…

– И это – тоже помню. Помню также, что в госпитале, пробыв без году неделю, тебя коммунисты госпиталя избирают секретарём первичной парторганизации. В те времена – это что-то значило: и в уважении, и в доверии, и в имении чести.

– Да, последний секретарь в госпитале.

Третье лирическое отступление.

Во время событий в Азербайджане, после месячного пребывания, успев за это время заслужить орден «За службу Родине в Вооружённых Силах СССР» 3-й степени, Мискевичу по семейным обстоятельствам командир дивизии Лебедь, только что получив генерала, объявляет отпуск на десять суток с вручением отпускного билета. Но, приехав в Тулу, командир медсанбата не отпускает Мискевича, даже не потрудившись чем-то свою отмену приказа вышестоящего начальника объяснить. Естественно, в силу своего прямолинейного, бескомпромиссного характера, Мискевич посылает командира медсанбата по известному адресу и улетает в своё Молчаново, что в Томской области. Отпускной же туда выписан – по неотложным семейным обстоятельствам.

– И командир медсанбата объявляет меня во всесоюзный розыск.

– Да, натерпелся ты с ним.

– Что об этом говорить. – Добавляет жена. – А в госпитале, когда гарнизонный госпиталь стал Центральным госпиталем ВДВ и когда Саша приехал из Югославии, как на него руководство госпиталя насело…

– Не надо о плохом. Тем более, всё – позади. Всё возвращается на круги своя…

3–4 января 2010 года,

Тула.

НЕСОСТОЯВШИЙСЯ УЧЁНЫЙ

Приказчик Виктор Михайлович,

родился 21.11.1953

в Сумской области.

В 1982 году по замене из Афганистана в 51-й гвардейский парашютно-десантный Краснознамённый ордена Суворова 3-й степени полк 106-й гвардейской воздушно-десантной Краснознамённой ордена Кутузова 2-й степени дивизии на должность начальника медицинского пункта полка пришёл гвардии старший лейтенант медицинской службы Виктор Приказчик. Вскоре он возглавил медицинскую службу полка.

Чем он, военный медик образца начала восьмидесятых годов, запомнился?

Во-первых, сразу после окончания Военно-медицинской академии имени С. М. Кирова в 1980 году, Приказчик написал рапорт о командировки в Афганистан.

Во-вторых, из Афганистана Виктор привёз готовую на девяносто процентов – осталось только оформить – кандидатскую диссертацию по психологии и невропатологии, основанную на личных наблюдениях и практическому использованию знаний, которую в тот же миг засекретили в родной Альма-матер, и которую, к большому сожалению, он так и не защитил по ряду объективных, а, скорее всего, по субъективным причинам.

В 1985 году в нашу дивизию на вакантные должности пришло более десяти молодых лейтенантов медицинской службы из Военно-медицинской академии имени С.М. Кирова и из Томского военно-медицинского факультета. Занимая в то время должность заместителя начальника медицинской службы дивизии, я предложил своему начальнику прикомандировать всех прибывших военных врачей на месяц в 51-й полк, чтобы Приказчик – к этому времени уже начальник медицинской службы полка – дал каждому исчерпывающую характеристику, чтобы в дальнейшем, ею руководствуясь, принять наиболее целесообразное решение о назначении того или иного лейтенанта на соответствующую должность.

Сказано – сделано. Не состоявшийся кандидат медицинских наук – а я до сих пор уверен, что доведи Приказчик дело с защитой диссертации до логического завершения, из него бы получился выдающийся учёный – блестяще справился с поставленной задачей. Согласно его характеристикам, все молодые военные врачи заняли те должности, которым они более всего соответствовали.

В-третьих, когда формировался первый миротворческий батальон в Югославию, в который набирали исключительно только по деловым качествам – а не как в следующие замены и ротации, за «красивые глаза» и пухлые конверты (знаю не понаслышке) – начальником медицинской службы батальона без альтернативы был назначен гвардии майор медицинской службы Виктор Приказчик.

В-четвёртых, при развёртывании Центрального военного госпиталя ВДВ на базе Тульского гарнизонного госпиталя на должность начальника неврологического отделения Виктор Приказчик был назначен, не имея за плечами учёбу в клинической ординатуре или на первом факультете ВМА имени С.М. Кирова.

В-пятых… в-шестых… в… – можно продолжать до бесконечности: Михалыч по жизни сама скромность (год его упрашивал, чтобы согласился на участие в альбоме о военных медиках) и порядочность. За что пользуется не только моим неограниченным почитанием.

Гвардии подполковник медицинской службы в отставке награждён орденом Красной Звезды, медалью «За боевые заслуги», другими медалями.

Март 2011 года,

Тула.

О ДОКТОРЕ ХАЛЮКЕ

Халюк Василий Михайлович,

родился 21.10.1953.

С Васей Халюком (сейчас он – гвардии полковник медицинской службы в запасе Халюк Василий Михайлович, прошу любить и жаловать) я познакомился в конце августа семьдесят седьмого года прошлого века при весьма и весьма необычных обстоятельствах.

Наш первый батальон 51-го полка, где я служил в звании капитана батальонным врачом, дислоцировался на Полигоне в палаточном лагере. Вася Халюк, в то время лейтенант годичной давности выпускник Военно-медицинской академии, обеспечивал парашютные прыжки спортсменов на парашютодроме. Солдаты нашего батальона постоянно оказывали шефскую помощь соседним колхозам и совхозам в уборке урожая – разных там овощей-фруктов. И однажды под вечер на санитарной машине заезжаю в Малаховский сад, где собирают яблоки бойцы батальона. И у самых, что ни на есть элитных яблонь вижу, как лейтенант без галстука, без головного убора, с медицинскими эмблемами в петлицах нагло обрывает самые спелые и вкусные яблоки.

С этих пор мы и стали относиться друг к другу не то что дружески, а с уважением и доброжелательностью. Затем с Василием мы несколько раз были задействованы по линии Поисково-спасательной службы ВВС по обеспечению взлётов и посадок наших космонавтов. Затем… затем приведу два небольших отрывка из книги «Записки батальонного врача».

«…Ноябрь 1982 года. Месячная командировка в Афганистан. Нас – восемь человек. Из разных дивизий ВДВ. Исключение: из Тульской дивизии двое – я и Вася Халюк, хирург из медицинского батальона… Через месяц наша группа возвращается обратно. В Союз. Опять та же таможня. В Ташкенте. Только работает на этот раз в обратном направлении. Не на выпуск, а на впуск. У меня много, очень много подарков и презентов жёнам и родным от офицеров и прапорщиков нашей дивизии, непозволительно много. А моё кожаное пальто в мои три огромные сумки не поместилось и я попросил Василия положить его в свой чемодан. Сверх своих вещей, купленных на 380 внешпосылторговских чеков (такие были командировочные, выданные нам в предпоследний день пребывания в Кабуле). Кроме всего прочего, у меня с собой было более десяти тысяч этих самых чеков в боковом кармане кителя. Плюс – жмень каких-то то ли драгоценных, то ли полудрагоценных камней – опять же подарки офицеров своим жёнам. И что? Прошёл таможню, как раскалённый нож кусок масла. Представляете? Ни один мой карман, ни одна моя сумка не были проверены. Даже на мои документы взглянули мельком. За мной проходил таможенный осмотр (досмотр!) Халюк. К нему-то и придрался тот самый таможенник, что только пропустил меня.

Пересчитал, перебрал, переложил каждую вещь. Личные вещи. Купленные вещи. Купленные ровно на 380 чеков. А на какие такие шиши куплено пальто? (Моё кожаное пальто!). Откладываем, значит, это пальто в сторонку. И начинаем разбираться с этой контрабандой.

Василий стоял, не зная, как объяснить наличие этого злополучного пальто. Сейчас начнут писать протокол об изъятии, другие обличающие документы, с вытекающими из этого нелицеприятными последствиями…

Обошлось. Всё закончилось благополучно, но это уже не о Василии, это уже другая совсем история…».

С 1983 по 1985 Халюк занимал должность командира медицинской роты в медицинском батальоне 103-й воздушно-десантной дивизии в Кабуле – орден «За службу Родине в Вооружённых Силах СССР» 3 степени; два года клинической ординатуры в ВМА имени С. М. Кирова в Ленинграде; с 1989 по 1993 начальник хирургического отделения Тульского гарнизонного госпиталя.

Теперь второй эпизод из книги.

«…Подхожу к КПП дивизии, чтобы сходить в книжный магазин. Навстречу мне мой начальник, подполковник Чмуневич. То да сё – в общем, минут пять разговор ни о чём. Он пошёл в кабинет, я – через КПП на улицу. На КПП меня останавливает прапорщик из комендантской роты, почём зря костеря моего начальника за отказ того помочь в чём-то какому-то гражданскому челу. Прерываю поток злого красноречия в адрес Чмуневича, не к ночи будет помянут:

– Давай этого гражданского.

Прапорщик знакомит нас. Гражданский чел объясняет мне свою проблему.

Проблема оказывается трудная, и решать её надо в два-три дня. Но выполнимая. Садимся в его машину и едем в гарнизонный госпиталь (тогда так назывался нынешний ЦВГ ВДВ). Заходим к начальнику хирургического отделения. Объясняю проблему.

Но он же – начальник! Целого отделения! Подполковник медицинской службы!

– Это сложно! Не знаю: получится или нет? Ни разу с таким не сталкивался.

И пошло, и поехало. Минут десять этой тягомотины пришлось выслушивать. Моё терпение лопнуло.

– Василий! Хорош трепаться! Тебя в Академии чему учили? Перед тобой проблема моего хорошего давнишнего приятеля, близкого друга. Её надо решить.

Проблема, правда, за неделю, была решена в самом наилучшем виде…».

С 1993 по 2004 (год увольнения гвардии полковника медицинской службы из рядов Российской Армии) Василий Халюк занимал должность начальника отделения функциональной диагностики ЦВГ ВДВ (гарнизонный госпиталь переименован в 1993 году); 1999–2000 годы – миротворческие силы ООН в Югославии; в настоящее время, уже гражданский Халюк, исполняет обязанности начальника отделения, опять же, функциональной диагностики; и наши отношения до сих пор остаются и останутся (без всякого – надеюсь) дружескими, уважительными и доброжелательными.

Июнь 2009 года,

Тула.

БЕЗОТКАЗНЫЙ ЦИМБАЛЮК

Цимбалюк Дмитрий Степанович,

родился 31.05.1955

в деревне Винницкой области

Украинской ССР.

Мне не пришлось служить, когда в Воздушно-десантных войсках в каждой дивизии стали создаваться аэромобильные госпитали. Но сталкиваться с личным составом (офицерами, прапорщиками, «сверчками», служившими в аэромобильном госпитале, – бывшем медсанбате, что на Советской улице рядом с Военной комендатурой – 106-й гвардейской воздушно-десантной Краснознамённой ордена Кутузова 2-й степени дивизии) приходилось постоянно. И квинтэссенцией наших разговоров стали слова гвардии подполковника медицинской службы в запасе Дмитрия Цимбалюка. Для меня он – Дима Цимбалюк восьмидесятого года выпуска из Военно-медицинской академии, который начинал службу младшим врачом в 51-й парашютно-десантном полку и дослужился до начальника неврологического отделения вышеуказанного военного лечебного заведения.

– Этот аэромобильный госпиталь – самое настоящее искусственносозданное, ничем не обоснованное, лечебное учреждение, наподобие знаменитой конторы Остапа Бендера «Рога и копыта».

Зная Диму без малого тридцать лет, его обострённое чувство справедливости и порядочности, я ни на йоту не усомнился в правдивости, в правильности его слов. Тем более в разных интерпретациях и вариациях об этом слышал (мало того – сам наблюдал, заходя к своим бывшим сослуживцам по тем или иным вопросам) почти от каждого.

– Был медсанбат, – продолжает Цимбалюк, – были врачи, были медсёстры, был лечебный процесс на должном уровне, было, в конце концов, уважение больных и удовлетворение своей работой.

– Понимаю тебя, – я сижу в кабинете сексолога Тульского областного родильного дома (или как он ещё называется сейчас – постоянные переименования, за которыми трудно уследить), где Цимбалюк работает больше десяти лет, а в данный момент возникло «окошко» между больными и у нас произошла долгожданная встреча, о которой договаривались месяца два-три.

– Ввели кучу, огромную кучу должностей и пошло-поехало: не работа, а сплошные разговоры, сплошные перекуры у медицинского персонала. Новые отделения, новые кабинеты, новые высокооплачиваемые должности, а здание-то – не резиновое. И попёрли, и попёрли: жёны, родственники, знакомые, смазливые, так называемые, «медсестрички», всяческая шушера и всяческая блатота, а больные, как им и положено в эпоху перемен, – на последнем месте. Дожили: однажды аппендицит в… – хотел по старинке назвать «медсанбате» – в этом аэромобильном госпитале некому было оперировать.

– И у тебя – помню по твоему рассказу пятнадцатилетней давности – перед самым увольнением возник с командованием госпиталя конфликт.

– Не увольнение причина конфликта. Наоборот: вначале – конфликт, а потом я написал рапорт об увольнении. До той утренней «пятиминутки» я и не думал увольняться, хотя со многими делами и делишками, творившимися в госпитале был категорически не согласен. Но армия – есть армия.

– Это – точно: я – начальник, ты – дурак; ты – начальник, я – дурак.

– Перед этим я приехал из длительной командировки, и в это время в дивизии собиралась очередная группировка на Северный Кавказ. В госпитале за неделю объявили состав медиков – моей фамилии в списке не оказалось. Но за день до отъезда, на той «пятиминутке» вдруг называют вместо фамилии молодого лейтенанта (который, оказывается, «постукивал» постоянно начальству о наших кулуарных разговорах) мою фамилию в списке убывающих на Северный Кавказ.

– И ты возмутился?

– Вы, Николай Алексеевич, – Димка один из немногих ветеранов называет меня на «вы» и по имени-отчеству, – вы поймите: столько было наболевшего на душе, столько на моих глазах происходило лицемерия и подлости, что я не выдержал и сказал всю правду в глаза руководству госпиталя. Нет, объяви мне, как всем, за неделю до отъезда – ничего бы и не произошло. Поехал бы в очередную «горячую точку», как и все. Без всяких разговоров и возмущений – вы меня прекрасно знаете.

Цимбалюк не на шутку разволновался, заново переживая неприятности тех дней.

– Дим, хватит – о грустном. Расскажи про Афганистан. Красную Звезду тебе вручили, как многим, по совокупности или ты связываешь свой орден с какой-то одной операцией, с одним боевым эпизодом?

– В 345-й полк я пришёл на замену Сашке Мискевичу в третий батальон в сентябре восемьдесят третьего. И, буквально, через три дня оказался на «боевых» со своим батальоном. Обжился, батальон принял меня хорошо. Жизнь – одни, считай, боевые, но с постоянным возвращением в расположение и отдыхом в более-менее приличных условиях – налаживалась. Как вдруг начальник медслужбы полка просит меня заменить врача второго батальона, который, чего греха таить, практически, не бывал трезвым. Меня все отговаривали: и офицеры моего батальона, и другие врачи – второй батальон находился в отрыве от главных сил полка и нёс службу недалеко от кишлака Анава. Этот батальон так и называли – оперативная группировка «Анава».

Цимбалюк достаёт афганские фотографии.

– О той операции. Из ущелья, где течёт Панджшер, батальон через хребет должен был перейти в ущелье, по которому течёт река Шутуль. Рота – впереди, рота – сзади, управление батальона – в середине. На седловине хребта управление батальона делает привал. Отдыхаем, пьём чай, курим – около или чуть больше двадцати человек. Точно – не помню. И только сделали несколько шагов после небольшого отдыха, как со всех окружающих вершин – шквал автоматно-пулемётного огня, взрывы гранат. Стреляли максимум с пятидесяти метров 2–3 минуты: трое убитых и четверо раненых. Только что сидели вместе пили чай – и море крови, стоны, трупы. Сделав своё чёрное дело, «духи» моментально «испарились». Раненым оказал помощь, вызвали «вертушку». Войска продолжали выполнять боевую задачу.

Смотрю на одну фотографию: Дмитрий сидит между двух офицеров, а лица у всех грустные, какие-то сумрачные даже.

– Эту фотографию, – комментирует Дмитрий, – сделали ровно за неделю, когда погиб заместитель командира полка, которому уже пришла замена. Сидит справа от меня на фотографии…

29 января 2010 года,

Тула.

« назад