Мечтать с седьмого класса о профессии врача и не просто врача, а профессии хирурга, окончить Касимовское медицинское училище в 1959 году и «загреметь» на год в «учебку» в Сталиногорск, где готовят младших командиров для автомобильных войск – каково?

– Командиром автомобильного отделения, через год «учебки», меня и «купили» в воинскую часть в Балашиху, – вспоминает полковник медицинской службы в отставке Станислав Иванович Елизаров. – Здесь мне повезло: начальник медицинской службы части, просмотрев личное дело, сразу взял меня фельдшером в лазарет медицинского пункта.

– Стас, – кроме меня так к нему, наверное, никто из коллег не обращается, – по-моему, мы с тобой в шестьдесят седьмом – шестьдесят восьмом в Рязани могли пересекаться?

– Вполне, я с первого курса посещал хирургический кружок…

– В шестьдесят восьмом, – перебиваю воспоминания моего собеседника, – когда ты окончил институт, а я ещё учился на втором курсе, возможно, в анатомичке и встречались.

– Наверное.

– Шесть лет посещать кружок по хирургии и тебя не оставили на кафедре?

– На предварительном распределении моя кандидатура в аспирантуру по хирургии ни у кого не вызывала сомнения…

– Но, – опять прерываю Станислава, пытаясь угадать «вмешательство генштаба», после которого всё идёт наперекосяк, – подсуетился кто-то из «блатных».

– Председатель профкома, а мне предложили аспирантуру или по биохимии, или по физиологии.

– И ты «гордо» отказался?

– Всю сознательную жизнь мечтал быть хирургом, готовился к этому шесть курсов института и заниматься «чистой» наукой – не для меня.

И закрутило, завертело хирурга Елизарова по городам и весям: больница МВД в посёлке Явас в Мордовии (1968–1969) – ординатор хирургического отделения; Эмба в Казахстане (1969–1974) – начальник хирургического отделения в военном госпитале; военный госпиталь в Германии (1974–1978) – начальник хирургического отделения; начальник медицинской части (1978–1980), начальник военного госпиталя (1980–1981) в Набережных Челнах; начальник госпиталя в Шинданте, Афганистан (1981–1983), орден «За службу Родине в Вооружённых Силах СССР» 3-й степени; начальник гарнизонного госпиталя в Туле (1983–1993).

– Станислав, я помню, как ты увольнялся в девяносто третьем, когда гарнизонный госпиталь переподчинили ВДВ и вводили полковничьи должности. И тебе, десять лет возглавлявшему госпиталь, по «дембелю» наши «медицинские стратеги» не удосужились присвоить полковника. Ты же госпиталь превратил, выражаясь «шершавым языком плаката», в образцово-показательное лечебное учреждение. При тебе ни одной жалобы от больных, кроме, как жалоб на отсутствие здоровья, не было.

– Другое время.

– Так-то оно – так.

– Что, в конце концов, ворошить прошлое? У меня и сейчас неплохая «гражданская» должность в госпитале. А полковника присвоили в конце девяностых.

– Слабое утешение: ещё одна большая звезда на погонах пенсионера, а не прибавки к пенсии, ни…

– Да, ладно – тебе: всё – нормально, всё – хорошо.

– Стас, сколько тебя помню, ты никогда не впадал в уныние, всегда невозмутим, как скала, как Сфинкс.

– Ну, ты – загнул.

– Ни чуточки, тем более, что с твоей эрудицией, с твоим опытом – а опыт не пропьёшь – ты не последний человек в госпитале и именно по всем непонятным вопросам, всё равно многие обращаются к тебе.

– Не выросли крылышки после твоих слов?

– Этим – ты тоже не страдаешь.

21.12.2009,

Тула.

ЧЕТЫРЕЖДЫ ОРДЕНОНОСЕЦ ВРАЧ-ТЕРАПЕВТ

Ивасюк Юрий Кириллович,

родился 15.04.1952 –

умер 12.06.2004

в Туле.

В очерке о Сан Саныче Левченко («Пятая награда» – «Московский комсомолец» в Туле», 11.02. – 18.02.2009) есть строки:

«…На втором этаже медсанбата – красивый стенд с красивыми цветными фотографиями ныне служащих и уволенных в запас. Лучшие из лучших? Нет, не поднимается рука написать даже «худшие» из лучших» о некоторых из них… Но и здесь нет ни фамилии, ни фотографии ни Ивасюка, ни Левченко…»

12 июня, в пятую годовщину смерти Ивасюка, прихожу в его осиротевшую квартиру.

– Света, – задаю первый вопрос вдове Юрия Кирилловича Ивасюка, вдове Юрки Ивасюка, моего коллеги, моего товарища, моего однополчанина, – тебя хотя бы раз пригласили в медсанбат, тьфу – аэромобильный госпиталь (язык сломаешь пока выговоришь это словосочетание, по сути и содержанию скорее – словоблудие) на какое-нибудь мероприятие? Или просто, – это уже второй вопрос, – поговорить, поинтересоваться о твоём житье-бытье, предложить какую помощь?

– О чём ты говоришь? Пять лет без Кирилыча и только его близкие друзья, да ты вспоминаешь о нём. – Вдова вздыхает, но без надрыва, смирившись за это время и с одиночеством вдовьей жизни, и с горечью преждевременной, невосполнимой утраты. – Время лечит. Жить надо дальше, работать и помнить.

На столе передо мной гора фотографий.

– Шестьдесят восьмой год. Лисаковск Кустанайской области. Школа. Юрка пришёл к нам в выпускной класс – отец у него военный и они откуда-то переехали в наш город. И мы сразу с ним…

– С первого взгляда что ли?

– Представь себе. На следующий год закончили школу и поехали вместе поступать в медицинский, в Целиноград. Он поступил и два года почти каждый день писал мне письма.

– Почему два года?

– Только через два года и я смогла поступить в этот же институт, переехать к нему.

Появляются их студенческие фотографии, затем – свадебные.

– Это мы перед его переводом в Томск, на Военно-медицинский факультет, поженились. Женатым в Томске давали комнату в общежитии.

– Да, помню я всё это – сам на три года раньше Юрки заканчивал Томский факультет.

– И то – верно. – Следует очередной вздох. – В Томске и сын родился. После Томска Юра три года, пока я доучивалась в Рязанском медицинском, служил в десантном училище.

– В семьдесят восьмом году пришёл к нам в 51-й полк врачом второго батальона. – Ненавязчиво включаюсь в воспоминания. – А я в то время был врачом первого батальона. И все учения, все полковые мероприятия с твоим Юркой мы были бок о бок: и обслуживание несения Олимпийского огня, и юбилей Куликовской битвы, и учения в Забайкалье, и участие в «битве» за урожай на полях области.

– Не перечисляй: всё знаю – ничего не забыла. Хотя Юрка и мало, что рассказывал о своей службе. В основном его друзья за рюмкой «чая» «пробалтывались» о ваших десантных «нюансах» и «зигзагах» службы.

– Великолепно знаю и эту черту – его невероятное хладнокровие в любых ситуациях и потрясающую скупость на слова. Сказал – как отрезал.

– Правильно, не в бровь, а в глаз. За это его и не… хотела сказать «не любило начальство». Нет, не верно – начальство его уважало, но старалось держать на расстоянии.

– И это мне тоже знакомо и памятно. В медсанбате, куда он перешёл на должность ординатора госпитального взвода…

– Скажи проще – перешёл терапевтом.

– Да, твой Кирилыч был терапевтом от Бога…

Авторский штрих: Ивасюк сам, без чьей-то помощи, стал применять в своей лечебной практике Залмановские скипидарные ванны. Где он доставал в те времена компоненты для этих ванн для меня до сих пор покрыто мраком неразгаданной тайны. Хотя, многих пациентов сам направлял к нему на эти великолепные процедуры.

На столе появляются новые фотографии – Афганистан.

– Про Афганистан он тоже рассказывал мало, почти ничего: «Воевал, мол, как все. Живой вернулся».

– Вернулся с двумя орденами: Красной Звезды и «За службу Родине в Вооружённых Силах СССР» 3-й степени. По два ордена за Афганистан, кроме Юрки, в Туле из врачей имеют ещё только двое: Сашка Левченко и Володька Зозулин.

– Володьки, к сожалению, тоже нет в живых.

– Мой бывший подчинённый – трагически погиб в Туле, в первый год после увольнения из Армии. – Напоминаю Свете. – Знаю, всё знаю. Вот так – ходишь, ходишь и не знаешь, где соломки подстелить. И медицина, и сами медики, к сожалению, бывают бессильны перед костлявой.

– За них! – Она медленно наливает в четыре стопки ледяной водки, две накрывает кусочками ржаного хлеба и мы молча, стоя поминаем безвременно от нас ушедших.

Второй авторский штрих: всего у гвардии подполковника медицинской службы Ивасюка четыре ордена: два (орден Мужества и орден «За личное мужество») – за Чечню. Из врачей в Туле четыре ордена имеет ещё только Сашка Левченко. Хорошо, хорошо – гвардии подполковник медицинской службы запаса А. А. Левченко.

– Как ты восприняла известие, что муж едет в Чечню, якобы, не на настоящую войну?

– Как ни воспринимай, а приказ есть приказ. Это и не обсуждалось.

– Про Чечню-то он что-нибудь рассказывал?

– Не смеши.

День спустя, звоню Левченко и после обмена любезностями:

– Саня, на войне, понятно, хирургам работы невпроворот, а что на войне делают терапевты? – Это я так, для затравки – сам, не понаслышке, знаю, чем врачи любого профиля, любой специальности (в том числе и терапевты) занимаются на войне.

– Это ты – про Юрку что ли? – Слышу в трубке его с хрипотцой басок.

– Про него, про него. При жизни-то не успел расспросить.

– Да, при жизни мы мало общаемся-собираемся. У каждого – свои заботы, своя ежедневная рутина. Когда уходит один из нас, тогда и…

– Санёк, – перебиваю его на полуслове, – хватит лозунгами.

– Юрка, представь – ходил на боевые, как простой батальонный врач, как фельдшер, как санинструктор. Лез в самое пекло. Но не долго.

– Почему – не долго?

– Контузило начальника медицинской службы нашей группировки вместе с замом – их эвакуировали; а Ивасюка, как самого старшего, самого опытного, самого авторитетного изо всех медиков назначили начальником.

– И?

– Начальник есть начальник. Это на боевых просто – особенно не надо ни о чём думать: выполняй свои обязанности, а начальник – это звучит! Ты сам был начальником – не тебе объяснять.

– Каков из него – начальник?

– Всего один эпизод. Идёт операция: осколочное ранение с отягощающими – Юрка мне ассистирует. Вдруг врывается в операционную палатку дежурный прапорщик, из бессвязного доклада которого понимаем, что колонна с грузом медикаментов не будет у нас останавливаться, а проследует дальше, в конечный пункт назначения.

– В чём проблема-то?

– У нас всё – на исходе: и перевязка, и антибиотики, и кровь… всё, короче. И ждать, когда колонна доберётся до базы, там разгрузится, ехать потом туда, получать – это вагон и маленькая тележка времени. Юрка недолго думал, только спросил меня, справлюсь ли я без него. А чего не справиться – операция подходила к логическому завершению и мне, практически, ассистент был не нужен.

– Опять перешёл на шершавый язык плаката.

– Хорошо, слушай дальше. Ивасюк, как был в операционном халате, в бахилах, выскочил из палатки, схватил первый попавшийся автомат, передёрнул затвор и стал перед первой машиной колонны – Бог войны и медицины.

Третий авторский штрих: Кирилыч в Чечне находился в девяносто шестом, затем – будни аэромобильного госпиталя (или всё же – медсанбата?), Югославия и увольнение из рядов Российской Армии (не любил он это словосочетание, предпочитал – «Красная Армия») осенью девяносто девятого. И, в аккурат, перед самым увольнением, (три года военной бюрократической волокиты) его «догоняет» четвёртый орден.

– А ещё через пять лет моего Юрки не стало, – по Светиным щекам покатились слезинки. – Вечная ему память!

– Пусть земля ему будет пухом…

Июнь-июль 2009 года, Тула.

ПЯТАЯ НАГРАДА

Левченко Александр Александрович,

родился 20.07.1957 –

умер 28.07.2017

в Туле.

Листаю «Тульский биографический словарь». Три тома. Выпущенный Издательским Домом «Пересвет». Третий (надеюсь, не последний, не крайний) том увидел свет в 2003 году. Нахожу много знакомых имен.

Вот…

Милютин. Игорь Александрович. Герой России. Гвардии подполковник медицинской службы. Есть такая фамилия. Вместе служили. Когда до Героя ему оставалось каких-то лет семь-восемь. И неплохо служили…

Вот…

Поляков. Валерий Владимирович. Герой Советского Союза, Герой России. Космонавт. В конце семидесятых пересекались с ним по линии поисково-спасательной службы. С 65-летним юбилеем поздравлял его по телефону 27 апреля в 2007 году. Нескромный вопрос так ему и не задал. Для него, конечно, нескромный. «Почему ему, как дважды Герою, нет бронзового бюста на Родине? В Туле – городе, Почетным Гражданином которого он является; городе, где он родился, учился, – ему нет бюста?»…

Листаю словарь дальше.

Вот…

Ивасюк. Юрий Кириллович. Гвардии подполковник медицинской службы. Четырежды (!!!) орденоносец. Нет такой фамилии в словаре. И его, к сожалению, среди нас уже нет. Вечная ему память!..

Вот…

Левченко. Александр Александрович. Гвардии подполковник медицинской службы. Четырежды (!!!) орденоносец. Не строевой офицер, а врач, военный врач Воздушно-десантных войск. Нет такой фамилии в словаре…

Звоню ему домой. Договариваемся о встрече. Перед встречей захожу в медсанбат (сейчас он называется может и красиво, но не звучно, не гордо – Аэромобильный госпиталь». То ли – «Медсанбат»: как выстрел, как память о той, далекой, многими забытой и многими пытающимися вытравить ее из нашей памяти, Великой Войне и Великой Победе… нашей Победе), где когда-то с Сашкой Левченко вместе служили.

На втором этаже красивый стенд с красивыми цветными фотографиями ныне служащих и уволенных в запас. Лучшие из лучших? Нет, не поднимается рука написать даже «худшие из лучших» о некоторых из них… Но и здесь нет ни фамилии, ни фотографии ни Ивасюка, ни Левченко…

Ему и задаю в упор вопрос при встрече.

– Почему?..

Он смущенно улыбается.

– Ты же сам когда-то ходил в начальниках. – Отвечает уклончиво. – А пути начальства… неисповедимы. Да, не это, в конце концов, главное…

Так-то оно – так. Да, как-то – совсем не так. Не по-людски все это, несправедливо.

Хотя, где она сейчас – эта справедливость? И была ли она, по большому счету, когда-нибудь?

…В Афганистане он рвался на боевые. Сходил всего шесть раз. Его не пускали. Кто будет оперировать? Вместо тебя? Есть «боевики» – вот, пусть они и ходят, оказывают раненым первую помощь. Раз больше ничего не могут. Или не умеют. Или не хотят учиться и уметь оперировать. И Сан Саныч оперировал с утра до вечера. Иногда, и с вечера до утра. Два года оперировал. И по логике вещей, его, командира операционно-перевязочного взвода, формального ведущего хирурга медсанбата, должны были назначить командиром медицинской роты. Но … «Подсуетился» другой. Которого через полгода заменил следующий. Так и вернулся он в свой родной медсанбат в Тулу из Афганистана командиром ОПВ на должность… ординатора этого взвода. С понижением. Все места заняты. Согласно купленным билетам. Это потом он станет и командиром ОПВ и командиром медроты.

Из Афганистана Сан Саныч вернулся со своим первым орденом. Орден «За службу Родине в Вооружённых Силах СССР» 3-й степени. А должен был (не люблю эти сослагательные наклонения, но приходится пользоваться ими) привезти еще и Афганский орден, эквивалентный (во, как!) нашему ордену «Красного Знамени». Начальник медицинской службы дивизии заявлял ему об этом громогласно и прилюдно (кто за язык тянул?) И командир дивизии список награжденных утвердил с фамилией «Левченко». При награждении вместо его фамилии прозвучала, к удивлению всех, в том числе и комдива, фамилия… начальника медицинской службы дивизии. Ловкость рук и… зрители не аплодируют, хохочут…

Задаю очередной вопрос:

– Почему, хотя бы не для печати, не называешь фамилий? Фамилий этих «шурави».

– Зачем? Зачем ворошить всякое дерьмо из прошлого?

Не знаю. Может и не надо ворошить? А может и надо? Должна же Родина знать не только своих героев, но и негодяев? Или – нет? Но это – ему, Александру Левченко, решать. О своем прошлом.

…Второй орден – орден «За службу Родине в Вооружённых Силах СССР» 2-й степени – Левченко получил за «войну» в Баку в 1990 году. Спустя три года после возвращения из-за Речки, будучи командиром медицинской роты.

Плюется он об этой «войне». Не война это. Дурдом. Не надо о ней.

Хотя хирургам и там хватало работы. А когда хирургам не хватает работы? Даже в мирное время?

…Третий орден. Орден «За личное мужество». А должен был бы быть (опять это – сослагательное наклонение; ну, никуда от него) орден «За службу Родине в Вооружённых Силах СССР» 1-й степени. Статут трех степеней этого ордена приравнивался к статусу ордена Славы трех степеней (за ту, Великую Войну три ордена Славы получали и медики – восемнадцать человек!), приравнивался к статуту Золотой Звезды Героя. Но… Где справедливость?.. Не было в 1992 году орденов великой Державы. Державы не было. О какой справедливости тогда говорить?..

– За что орден?

– Не знаю, писали тогда газеты об этом. Не читал. Может, по телевизору что-то показывали. Не знаю.

…На трех «Ил-76» срочно вывозили наше посольство из Афганистана. В группе обеспечения (в группе охраны? в группе захвата?) находились и трое медиков во главе с подполковником Левченко.

Первый самолет загрузился посольскими. Разбег. Самолет в небе. Второй самолет, где находился и Сан Саныч, загрузился. Разбег. И… И начался ракетный обстрел. Подбит третий самолет. Из третьего самолета валит дым. Третий самолет горит. Раздаются крики раненых. Ракеты рвутся вокруг второго самолета. Который, разворачиваясь, успев затормозить в конце взлетной дорожки (не взлетев, естественно), направляется к третьему самолету. Кто «похитрее», «посмекалистее», кто бывал раньше под обстрелом (около десятка человек из группы обеспечения, но не врач!), разбежались по укрытиям. А пассажиры из третьего самолета вместе с экипажем в ураганном темпе перебазируются во второй самолет. И этот, второй «Ил-76», перегруженный сверх всяких норм, нормативов и регламентов, под продолжающейся ракетный удар, начинает новый разбег. Кто был в Кабуле, знает, как там трудно осуществлять воздушные маневры при взлете, тем более перегруженному самолету, тем более с пробитыми шасси, тем более посреди разрывов ракет. Но взлетели.

– Не было в моей жизни еще такого обстрела: ни в Афгане, ни потом, в Чечне. Земля горела. С полсотни, не менее, ракет по нас выпустили.

– А как же те «герои», что попрятались в щели? И остались там?

– За ними должны были вылетать на следующее утро. Мы сидели в самолете. Врачи не только с медукладкой, но как и все, вооруженные до зубов… мудрости. Но не взлетели. Наш посол, который остался в Афганистане, на вертолете перебросил их до нашего ближайшего аэродрома.

…Четвертый орден. Орден «За военные заслуги» Левченко получил за боевые действия в Чечне в 1995 году. Вот что о нем написал корреспондент В. Павлюткин в газете «Красная Звезда» от 11 апреля 1995 года, отрывок откуда здесь и привожу.

«…Всякое бывало. Иной раз оперировали по двадцать часов в сутки. На сон оставалось два-три часа. Выходишь из операционной палатки – ноги подкашиваются, не держат. Однажды приняли за день сорок раненых. Было и такое: три ночи подряд обстреливали нас реактивными снарядами, рядом рвались. Но – обошлось. Вообще-то, при возможности старались оперировать в подвалах. Или в ямах – сами их и копали. Вот, – показывает огрубевшие, с желтоватыми мозолями ладони, – до сих пор остались…

Признаться, я опешил. Хирург, чьи руки должны быть чуткими, как у музыканта, – и с лопатой? Словно прочитав эти мысли, Сан Саныч пояснил:

– Руки, конечно, грубели, только выбирать не приходилось. Если я на ночь в землю не зароюсь, а останусь, скажем, в машине и меня снарядом накроет, – что, для раненых это будет лучше? А сами они себе – много ли накопают? Тут субординация простая: живой-здоровый – хватай лопату. Дудаевцы расслабляться не давали, лупили за милую душу…»

…Уволился Левченко из Российской (и из Советской!) Армии в 2000 году.

– А Югославия?

– Югославия? – Он заразительно смеется. – За все мытарства, за всю несправедливость.

– Все-таки «несправедливость»?...

– Ладно, не придирайся. Югославия – это год… курортно-санаторного сезона. Можешь написать, если, конечно, напечатают, что это как очередная награда. Как пятый орден.

– Да…а…а…

Февраль 2009 года,

Тула.

ЭКЗОТИКА В ЖИЗНИ РЕНТГЕНОЛОГА

Перец Валерий Андреевич,

родился 18.07.1948 –

умер 22.07.2011

в Туле.

За какие заслуги рентгенолог в Афганистане может получить орден Красной Звезды? За сидение у рентгеновского аппарата? За флюорографии?

– Как и все врачи медсанбата, – рассказывает гвардии майор в отставке Валерий Перец, рентгенолог высшей категории, – мне приходилось часто сопровождать наши колонны из Кабула в Кандагар и из Кабула в Джелалабад. Естественно, и обратно.

– Валера, – я его знаю давно, с 1976 года, когда он пришёл после Томского военно-медицинского факультета служить в Рязанский 137-й гвардейский парашютно-десантный полк, нашей 106-й дивизии, – что ты вкладываешь в понятие: сопровождать колонны с грузом? Прогулка по горным серпантинам с афганской экзотикой?

– Почти так оно и было. Чтобы «духи» не обстреливали колонны, сопровождение занимало господствующие высоты вдоль дороги. Занимали и днём, занимали и ночью, когда колонна останавливалась на привал. Ночью особенно доставалась офицерам. Как солдатам не приказывай, как их не убеждай, какие только не давай возбуждающие средства, всё равно они засыпали в боевом охранении. Вот и приходилось всю ночь, не только отцам-командирам, но и врачам, лазить по постам и будить таких «часовых». И однажды, в такое вынужденное ночное бдение, я наступил на минную растяжку. Ничего у меня перед глазами не промелькнуло, успел только подумать, что так бездарно останусь без ног или яиц, в придачу.

– Что дальше?

– Дальше? – Он смеётся. – Или мина оказалась бракованной, или растяжку натянули неправильно, или их, «духовский» человеческий (или какой ещё у них?) фактор сыграл, но мина не взорвалась. И на том – спасибо.

А экзотика? У него вся жизнь – сплошная экзотика: родился в семье военнослужащего в сорок восьмом в бендеровской львовщине; постоянные переезды по месту службы отца – Якутия, Казахстан, Омск, Алтай; в 1967 году – учебка в Чите, затем полтора года срочной службы связистом в Монголии; по «дембелю» – Новосибирский медицинский институт, после четвёртого курса которого, в семьдесят четвёртом, перевод в Томск, на военно-медицинский факультет; женитьба в семьдесят пятом на однокурснице по Новосибирскому мединституту; рождение дочери; три года службы младшим врачом в Рязанском полку, где его заметили и предложили должность рентгенолога в медсанбате (в то время попасть в медсанбат из войск через три года службы была большая, очень большая редкость, тем более, на такую, сугубо специфическую должность); два года – 1987–1989 – Афганистана.

– Экзотики захотел? – он опять смеётся. – Остановилась как-то наша группа сопровождения в двадцати километрах от Джелалабада, в заброшенных казармах, построенных в давние времена ещё англичанами. В этих казармах до нас располагались какие-то «чернопогонники» и у них имелся свой маленький хлебозавод. То ли покидали они своё расположение по тревоге, то ли по каким другим причинам, но все свои продовольственные запасы у них остались на складах. В том числе и сахарный песок. А вокруг – красотища, эти же места, хотя может и не здесь снимали, показаны в фильме «Миссия в Кабуле». Субтропики, одним словом. Речка журчит рядом – Кабул, называется. Купаемся в ней каждый день. И хотя, местное население не стреляет, на речку ходим с автоматами. Перемирие в этом районе к концу-краю войны. И офицеры начинают расслабляться на халяву, на дармовщину: с утра в сорокалитровую флягу заливается чистейшая вода из речки, засыпается сахар, бросаются дрожжи в соответствующей пропорции, всё это химическое соединение выносится на солнце (пятьдесят и выше по Цельсию) – к вечеру первосортная брага готова к дегустации. Нет, мы не злоупотребляли: две-три кружки на ночь для снятия стресса.

Остаётся добавить, что после увольнения в запас в 1995 году Валерий Андреевич Перец продолжал работать рентгенологом в санатории «Слободка» и до сих пор работает по специальности в нашей «Артухе». И жена его, Люда Перец, кстати, тоже рентгенолог высшей категории.

Май 2009 года,

Тула.

ЧЕСТЬ ДОРОЖЕ!

Сухоруков Александр Алексеевич,

родился 31.05.1951

в городе Сарани

Карагандинской области

Казахской ССР –

умер 05.08.2011

в Москве.

Может ли нормальный человек отказаться от вышестоящей должности, не нарушая никаких моральных и этических принципов, не наступая на горло собственной песне?

Оказывается – может.

В конце восьмидесятых годов прошлого столетия моему другу, дружбанцу, товарищу, коллеге Саньке Сухорукову предложили должность начальника медицинской службы Воздушно-десантных войск. Ни много, ни мало. Сам он в то время занимал должность начальника медицинской службы 104-й дивизии, что в Кировабаде в то время дислоцировалась. А он – не буду здесь пропечатывать эпитеты ненормативной лексики в его адрес, когда узнал об этом – взял и отказался. Нет, если бы он, по своим деловым и человеческим качествам, не подходил бы к этой, столь ответственной должности, я бы в то время – да, и сейчас тоже – не возмущался его легкомысленным отказом. Кому, как не ему, было возглавить всю медицину Воздушно-десантных?

В семьдесят пятом году окончил Военно-медицинский факультет в Томске, после года работы под землёй на шахте под Карагандой и четырёх лет обучения в Карагандинском медицинском институте; с семьдесят пятого по восемьдесят первый – врач 3-го батальона, начальник медицинского пункта 51-го гвардейского парашютно-десантного полка (всего шесть лет прослужил с ним вместе в одном полку, а друзьями остались на всю жизнь); два года Афганистана (1981–1983) в должности начальника медицинской службы 345-го полка в Баграме, два года обучения на Первом факультете в Военно-медицинской академии в Ленинграде и пять лет – начмедом в Кировабаде. Только в девяностом году он «появился» в штабе ВДВ: старший офицер, заместитель начальника медицинской службы войск.

Служить бы ему и служить дальше в штабе ВДВ, дослужившись, в конце концов, до начальника, но в силу своего бескомпромиссного характера, он однажды, отстаивая интересы дела, встал поперёк «батьки».

Я ему тогда, будучи пенсионером с пятилетним стажем, позвонил и упрашивал не делать поспешных решений. Напрасно. Он не менял своих решений. Никогда.

Эх, Санька, Санька…

С девяносто восьмого по настоящее время мы, практически, с ним видимся почти каждый год. Или я приезжаю к нему в штаб Всероссийской службы медицины катастроф, где он работает (служит?) сразу после своего увольнения начальником оперативного управления, или он наведывается в Тулу.

Вот, так-то.

Вроде, всё?

Да, чуть не забыл: чтобы написать вот эти самые строчки (против «интимных» подробностей он был категорически против) и «вырвать» у Сухорукова фотографии мне потребовалось три месяцев уговоров.

Что – ещё? Ах, дотошный читатель наверняка спросит – и правильно сделает – о причине отказа от должности начальника медицинской службы Воздушно-десантных войск.

Хорошо. Причина, до банальности – с моей точки зрения и с точки зрения большинства человечества – простая: его двоюродный дедушка, которому он, естественно, являлся внучатым племянником, в то время занимал должность… командующего ВДВ. Генерал армии Дмитрий Семёнович Сухоруков. Всего – на всего.

Постскриптум.

Награждён орденами «За службу Родине в Вооружённых Силах СССР» 3-й степени (1982), «За личное мужество» (1992), Мужества (2000), медалью «За боевые заслуги», другими медалями, знаком «Отличнику здравоохранения СССР».

1 января 2010 года,

Тула.

РЕАНИМАТОЛОГ ЮРИЙ ЧУРИКОВ

Чуриков Юрий Тимофеевич,

родился 03.10.1943

в Сталинграде –

умер в июне 2018 года

в Туле.

Вроде об организационно-штатной структуре медицинской службы Советской Армии учил два года на Военно-медицинском факультете в Томске, сдавал экзамены по ОТМС (Организация и тактика медицинской службы), но такой структуры…

– После окончания Сталинградского медицинского института в шестьдесят шестом году, – начинает свой рассказ подполковник медицинской службы в отставке Юрий Чуриков, – меня сразу призвали в Армию. Три года – начальник медицинской службы полка в Ракетных войсках стратегического назначения: Забайкалье, Подмосковье.

– Подожди. Ты обещал…

– Погоди. В шестьдесят девятом году назначают меня старшим ординатором в противошоковое отделение отдельного медицинского отряда…

– По численности и функциональным обязанностям приблизительно равный медсанбату, – опять перебиваю Чурикова.

– За небольшим исключением: в этом ОМО было развёрнуто только пять (!!!) коек в двух палатах.

– ???

– Одна палата на одну койку – лично для дорогого Леонида Ильича Брежнева, вторая палата на четыре койки – для членов его семьи.

– Понятно, что к чему.

– Это – не всё. Наш и ещё один такой же отряд постоянно участвовали в учениях с полным развёртыванием: и летом, и зимой.

– Досталось тебе.

– Молодой был – тревоги, командировки, как-то проходили без последствий для здоровья. Да, что тебе рассказывать об этом – сам, поди, таким же был.

– Таким, таким.

– После ОМО – начальник отделения реанимации и анестезиологии в Ярославском госпитале, затем – в Центральном госпитале в Монголии.

– В восемьдесят первом ты осел в Туле.

– Да, в этом году я пришёл в наш Тульский гарнизонный госпиталь, в котором, через два года с приходом из Афганистана Станислава Ивановича Елизарова, начал с нуля создавать отделение анестезиологии и реанимации.

– И в восемьдесят седьмом сам «загремел» в Афганистан.

– Приказ есть приказ и никуда от него не денешься.

Первое лирическое отступление:

С первого сентября 1987 года по четвёртое января 1989 года подполковник медицинской службы Юрий Чуриков проходил службу в инфекционном госпитале в Баграме, в отделении реанимации. Госпиталь был развёрнут на пятьсот коек и сорок коек занимало реанимационное отделение, в котором, в буквальном смысле слова, медицинский персонал вытаскивал с того света тяжелобольных (тяжелейше – больше подходит это слово) с брюшным тифом, вирусным гепатитом А, амёбной дизентерией, дифтерией.

– Юра, кишечные инфекции – понятно, а дифтерия – откуда? Кстати, о таком же случае вспышки дифтерии мне рассказывала Ольга Саратова.

– Кто его знает, откуда появилась у нас дифтерия – всего десять случаев, но невероятно тяжёлых. Ни на минуту не отходили от этих больных и не напрасно: ни одного не потеряли. Спасло их то, что, вопреки инструкций и наставлений, мы им в сутки вводили вместо 20–40 тысяч противодифтерийной сыворотки до 600 тысяч единиц.

– Скорее всего, не только лекарства и процедуры, но и ваш – врачебный и сестринский – уход за такими больными позволял им вновь становиться в строй.

Второе лирическое отступление:

Не только в своём инфекционном госпитале «вытаскивал» больных Чуриков: с одной стороны госпиталя располагался медсанбат, с другой – реабилитационный центр на полторы тысячи выздоравливающих: там тоже неоднократно приходилось применять навыки реаниматолога. И на «боевые» успевал ходить – тому свидетель орден «За службу Родине в Вооружённых Силах СССР» 3-й степени и медали Афганского правительства.

– Из Армии уволился ровно через двадцать пять лет «календарей» и ещё двенадцать лет проработал в своём родном реанимационном отделении. Сейчас – на заслуженном отдыхе.

– Дай тебе, Бог, здоровья и безбедной старости, мой дорогой.

15 января 2010 года,

Тула.

« назад