…Шесть лет. Шесть лет, с апреля 1975 года по декабрь 1980 года меня привлекали по линии Поисково-спасательной службы ВВС для обслуживания космических полетов. В основном, запусков и спусков космонавтов. Привлекали, наряду с другими, в качестве врача-десантника. Из двадцати одного запуска за это время мне пришлось пропустить только три. В октябре 1976 года (Зудов–Рождественский: «Союз–23»); в июле 1978 года (Коваленок–Иванченков: «Союз–29»–«Салют–6»; Климук–Гермашевский: «Союз–30»–«Салют–6»).

В этих командировках мне приходилось встречаться и с нашим земляком (почему-то до сих пор в Туле не стоит его бронзовый бюст, как положено человеку, имеющему две Золотые Звезды Героя?), космонавтом Поляковым Валерием Владимировичем, в то время также принимавшим участие как врач в поисково-спасательных работах. К сожалению, с ним мне приходилось быть в разных точках дежурств. Встречались исключительно мельком. Ни я его, ни он, тем более, меня не помним.

Итак. Первая моя «работа». 5 апреля 1975 года. Запуск космического корабля «Союз–18-1» с космонавтами Лазаревым В. Г. и Макаровым О. Г. Позывной – «Урал».

Для меня всё было ново, незнакомо, жутко интересно, престижно, в конце концов. Стоять, пусть и не у истоков, но почти на переднем крае того, чем мы «были впереди планеты всей».

На борту «Ан-24» мы (я и подчиненные мне, прапорщик и два солдата из ПСС ВВС) летели встречным параллельным курсом траектории запуска на высоте где-то шести тысяч метров в сторону Космодрома «Байконур». Прапорщик и солдаты (ветераны ПСС) мирно дремали в грузовом отсеке. Парашюты и наше снаряжение лежали в сумках. Не расчехлённые, упакованные для транспорти – ровки. Я переходил от иллюминатора к иллюминатору, заглядывал в кабину к летчикам, лез ко всем с разными вопросами.

Шутки-прибаутки. Штурман подтрунивает надо мной, над моей любознательностью. Экипаж занят привычной, рутинной работой. Очередной раз, подойдя к иллюминатору, удивляюсь, что земля резко накренилась влево, и самолёт стал разворачиваться на противоположный курс. Ничего не понимая, думая, что всё, работа на этом окончена, и мы летим на аэродром взлёта, оборачиваюсь к борттехнику с каким-то пустяшным вопросом.

Он отмахнулся. Затем выругался трехэтажным.

Вот те раз – приплыли!

В это время из кабины выходит командир и сразу на повышенных тонах, заглушая шум двигателей.

– Вы, таку и таку мать, почему без парашютов? Быстро приготовиться к десантированию!

Вначале я подумал, что это розыгрыш, обычная подначка.

– Авария – у них. – Со вздохом, обычным голосом добавил он. – Наверное, придётся вам прыгать.

Да, первая работа и сразу в пекло. Но, прыгать, так прыгать. Первый раз, что ли? Затем нас, врачей-десантников и при – командировывают к лётчикам, что с нашей квалификацией у них нет таких врачей-прыгунов.

Помогая друг другу экипироваться для десантирования, мы (группа ПДГ – парашютно-десантная группа – из четырех человек: я – с медицинской сумкой неотложной помощи и ключами от крышки люка спускаемого аппарата; прапорщик с какими-то приборами и пистолетом; солдаты с имуществом и автоматами) не заметили, как самолет снизился до тысячи метров. На земле уже стояла ночь, хотя на высоте и светило солнце.

Подойдя к нам, борттехник прицепил карабинчики вытяжных наших парашютов к тросу.

– На боевом! Скоро прыгать!

Загорелся красный плафон. Открылся люк, из которого в тепло салона самолета дохнуло… чем, вот там дохнуло-то?

– Аккуратней при приземлении! – борттехник нас перекрестил. – С Богом!

И… люк захлопнулся. Красный плафон фонаря погас.

– Москва запретила прыгать. – Пояснил командир. – Космонавты обнаружены. Вроде пока у них всё в порядке, без травм. Не хватало ещё десантуру угробить. Внизу – ночь, горы, ветер под двадцать метров.

Самое интересное, драматическое, трагическое и комичное началось с раннего утра следующего дня…

Все силы, участвовавшие в спасении космонавтов были сосредоточены на аэродроме города Семипалатинска. Среди них – несколько групп ПДГ с врачами-десантниками. Самолеты «Ан-12», «Ан-24», вертолеты «Ми-6», «Ми-8». Всю ночь с космонавтами, совершившими аварийную посадку, поддерживалась устойчивая связь. Над местом, где они находились, постоянно на большой высоте кружился один из самолетов-ретрансляторов, обеспечивая связь с Москвой. На спускаемом аппарате работал радиомаяк и световой маяк, вроде большой ГАИшной мигалки.

На КП военных летчиков всю ночь шла непрерывная кропотливая работа по выработке решения, как спасать космонавтов. Под утро командующий ВВС военного округа (как тогда назывался округ – не помню, то ли Среднеазиатский, то ли ещё как, не суть важно) оглашает перед всеми участниками предстоящей работы решение.

– Первыми к космонавтам прыгает ПДГ с такого-то вертолета. Как только рассветет – готовность к взлету. Вопросы есть?

Не надо ходить в театр. Не надо смотреть Николая Васильевича. Его финала бессмертного «Ревизора». Когда на вопрос командующего ВВС прозвучал ответ старшего лейтенанта медицинской службы Сашки Рубановского, врача нашего Тульского батальона связи, которому предстояло первому оказаться у космонавтов, совершив парашютный прыжок во главе своей ПДГ. Для этого, для подобных случаев, нас (ВДВшников) и привлекали в Поисково-спасательную службу (ППС ВВС).

– А наши парашюты (Д-1-8) не приспособлены для прыжков с вертолетов «Ми-8»!!!

Немая сцена (вот, он – «Ревизор»). Все в шоке. Командующий ВВС, наполовину поднявшийся со стула, так и застыл в непривычной, неудобной позе. Полковники Чеканов и Леонов, старшие военные медики из штаба ВВС страны разглядывают Рубановского, готовые живьем тут же проглотить его. Тишина, мёртвая тишина стоит пять, десять, пятнадцать, двадцать секунд.

Да, отчубучил, Санек. Позор на все ВДВ. На всех врачей-десантников. Надо спасать наше высокое реноме. Поднимаюсь с места и безапелляционно заявляю (энтузиазма, наглости, бесшабашности, молодости – девать некуда):

– Старший лейтенант Макаров. Воздушно-десантные войска! Готов прыгать!!!

Поднялся невообразимый гвалт. Все с облегчением вздохнули. Рубановский смотрит на меня как на смертника.

– Доктор, бери машину, – это голос командующего ВВС округа, – перевози своё имущество с самолёта на вертолёт. Пойдёшь с ПДГ своего… коллеги. Тьфу, твою мать.

На всё про всё ушло около часа. Пока я вернулся со стоянки «Ан-24», было принято совсем другое решение. Космонавтов поднять лебёдкой, зависнув одному вертолёту над ними. ПДГ Рубановского, также зависнув, на лебёдке десантировать (есть такой способ десантирования – «с вису») с другого вертолёта неподалеку. Москва дала «добро».

Все вертолёты, один за одним, поднялись в воздух. Всё начальство разместилось на «Вышке». «Ан-12» кружил на восьми тысячах метров. «Ан-24» находился на стоянке. Моя ПДГ осталась не у дел, удобно разместившись на стульях в помещении, где совсем недавно бурлили страсти о принятии судьбоносного решения.

Так что всё дальнейшее, все этапы спасения космонавтов проходили на моих глазах. Вернее сказать, о всех этапах, о всех действиях, о всех разговорах по рации я слышал. Громкоговорящую связь никто не удосужился отключить.

Итак. Началось. Внимание! Приготовились?

Докладывает командир эскадрильи «Ми-8» полковник (или подполковник?) Кондратьев, первым подлетевший к месту предстоящей работы.

– Вижу объект! Лежит на крутом склоне горы. Купол зацепился за деревья. На спускаемом аппарате сидят: один, два… три исследователя, (это так в открытом эфире называли космонавтов – конспирация, однако) и курят.

Вначале всё внимание и здесь на КП, и в Москве было обращено на последнее (помните, Штирлица?) слово: «Курят!». Откуда у космонавтов сигареты в космическом корабле? Может, ещё и водку пьют? Затем разом до всех дошло: «Трое!?»

Откуда? Кто? Белены вы там, тра-та-та, объелись? Запускали-то двоих? Уточнить, тра-та-та! Доложить, тра-та-та! Может это – Снежный человек? Может китайский шпион? Граница-то рядом. Может сбежавший ЗэК? Кто там ещё может третьим быть? Забыли, забыли самый народный вопрос: «Третьим – будешь?»

Докладывает командир второго вертолёта.

– ПДГ десантировали лебёдкой в пятистах метрах от объекта.

Докладывает Кондратьев.

– Все вертолёты, – (а их было пять или шесть), – летают вокруг скалы с объектом, на котором сидят три исследователя. Что делать?

Опять: откуда трое? Тра-та-та. Паника, да-да, настоящая паника в эфире, на КП аэродрома Семипалатинска, в Москве. Везде – паника. И никто, ни на КП аэродрома Семипалатинска, ни в Москве, никто не принимает решения, как же всё-таки эвакуировать исследователей (космонавтов то есть; трёх космонавтов, сидящих на спускаемом аппарате и раскуривающих, чего они там курят, ожидающих помощи. Не май месяц и не Сочи – холодно).

Вертолёты продолжают кружить вокруг этой чёртовой скалы, в ожидании команды для непосредственной работы. Которой всё нет и нет. Космонавтам-то – что? Подождут! А ты попробуй прими какое-то решение! Снимать, как раньше планировалось, лебёдкой зависнув над ними? Склон слишком крутой! Мало ли что экипажи вертолётов самые опытные во всем округе, все мастера или первого класса.

Своя-то попа ближе. И роднее. Ни Семипалатинск, ни Москва не могут решиться отдать чёткий приказ об эвакуации двух… все-таки трех исследователей.

Докладывает командир второго вертолёта.

– ПДГ находится от объекта в полутора–двух километрах!

Колоссальное достижение: всего тридцать–сорок минут назад они от объекта были в пятистах метрах. Прогресс на лицо.

Вдруг в эфир врывается чужой голос:

– Посторонись! Не мешай работать!

С паническими нотками голос Кондратьева:

– Неизвестный вертолёт «Ми-8», нарушая наши ряды, буром (!) подлетел к объекту. Завис! Снимает!!! Первый космонавт (какая, к черту конспирация, когда из-под носа нахально умыкают какие-то самозванцы их спасаемых) поднят!..

– Второй поднят!!! Третий поднят!!!

Всё-таки была надежда, теплилась в головах начальников и командиров всех рангов, что сведения о третьем «космонавте» – массовая галлюцинация, ну, в крайнем случае, затянувшаяся первоапрельская шутка. Но если подняли, если третий космонавт уже в вертолёте. Неизвестно каком, правда, вертолёте. Неизвестно куда, правда, улетевшим. Ищи теперь их, свищи.

Ребус на ребусе. Шарада на шараде. Головоломка на головоломке… Пойди, разберись.

В это время из Москвы прилетает «Ту-134» или «Як-40» (не помню) с генеральским усилением. Космонавт Леонов – был. Космонавт Шаталов – был. Береговой? (Не помню).

Махнув рукой на доклад командующего ВВС округа, вся группа усиления (контроля-разноса) поднялась на «Вышку», откуда, обматерив (как только умеют материться лётчики и космонавты) оконфузившихся горе-спасателей, также минут через десять улетела в неизвестном направлении.

«Контора Глубокого Бурения» доложила чётко, кратко, недвусмысленно.

«Третий космонавт» – лесник из «Ми-4», их же лесничего вертолёта, рано по утру летевшего куда-то по своим лесничим делам. Заинтересовавшись неизвестным природным явлением, они высадили для выяснения пожароопасности одного своего коллегу. А не сообщили по одной, вернее, по двум причинам: полёт был слегка пахнущий «левацким» отклонением от курса, плюс ко всему второй месяц рация на вертолёте барахлила.

«Буром» снявший космонавтов вертолёт «Ми-8» оказался из ведомства «стратегов» (Войск ракет стратегического назначения), летевшего то ли на «точку», то ли с «точки», то ли по каким-то своим амурным делам. Видя нерешительность ВВСников, решили «утереть им нос». Что и проделали виртуозно и мастерски, имея всего второй класс мастерства.

Докладывает командир второго вертолёта. Про которого в этой суматохе все забыли.

– ПДГ пропала из вида. Координаты неизвестны!

Об этом, конечно, в Москву докладывать не стали, обнаружили и «спасли» в этот же день, к вечеру…

5 апреля 2025 года

70 лет

ТРУНИЛИНУ ВИКТОРУ ВАСИЛЬЕВИЧУ

(Из книги «Мои коллеги – военные медики»)

ФЕЛЬДШЕР 51-го ПОЛКА

Трунилин Виктор Васильевич,

родился 05.04.1955

в городе Борисоглебске

Воронежской области.

Мастер на все руки – молодой солдат-фельдшер Трунилин с первых дней службы завоевал авторитет не только у своих товарищей, не только у старших коллег военных врачей, но и у всего офицерского состава полка. А в артиллерии полка он был своим человеком, постоянно выезжая с ними на стрельбы на полигоны вдали от постоянной дислокации полка.

Начальник медицинской службы полка знал, что на Виктора можно положится – и помощь нужную окажет, и не допустит инфекционных болезней, и порядок обеспечит в подразделении…

Краткая биографическая справка:

После окончания в 1974 году Борисоглебского медицинского техникума в группе подготовки военных фельдшеров Виктор Трунилин служил в медицинском пункте 51-го гвардейского парашютно-десантного Краснознамённого ордена Суворова 3-й степени полка 106-й гвардейской воздушно-десантной Краснознамённой ордена Кутузова 2-й степени дивизии: вначале рядовым, через полгода – младшим сержантом, через год – сержантом, за полгода до увольнения со срочной службы – старшим сержантом, затем – прапорщиком и старшим прапорщиком медицинской службы. С 1974 года по 1985 год – фельдшер медицинского пункта, с 1985 года до увольнения в запас в 1994 году – начальник аптеки полка.

О Витьке Трунилине, с которым прослужил в полку семь лет, да и потом постоянно с ним встречались и по службе, и в неформальной обстановке, можно рассказывать и писать много, в том числе, и о его одном парашютном прыжке, который послужил сюжетом для моего рассказа, опубликованном в журнале «Советский воин» № 24 за 1980 год.

Десять суток

– Первый!.. Второй!.. Третий!..

Генерал, запрокинув голову, считал посыпавшиеся из черного люка самолета горошины. Секунды три падая камнем, горошины, будто натыкаясь на невидимую преграду, останавливались, и над каждой тотчас вырастал белый зонтик парашюта.

Вскоре длинная цепочка горошин, раскачиваясь на стропах, начала медленно спускаться на землю. А выше них появились новые горошины, затем – ещё и ещё…

Происходила неповторимая по своей красоте выброска воздушного десанта: тихий ветер нежно перебирал струны строп, басом отзывались самолеты, требовательно и величаво звала парашютистов земля. И восходящее солнце выглядело приподнято-торжественным.

Но кто вдруг посмел расстроить гармонию? Кто нарушил привычный ритм движения горошин и зонтиков!

Генерал недовольно нахмурился. Теперь всё его внимание было обращено только на одну горошину, не затормозившую вместе со всеми, не занявшую отведенное ей место в своей цепочке. Она догнала чужую цепочку (но и там ей, видимо, не нашлось места) и, как-то вдруг, выросла до размеров мячика. Следующая цепочка зонтиков не приняла и мячик.

Спазм сдавил горло генерала: он уже ясно различал в беспорядочно падающем теле запутанного в стропах десантника.

«Всё! – молнией пронзило сознание генерала. – Всё!!! Чудес не бывает... – И словно, чужая, посторонняя, ни к чему не обязывающая мысль: – До земли – сто метров».

Он отвернулся, в тисках рвалось сердце, время обрушилось на него бесконечно долгим мгновением и...

И резкий хлопок раскрывшегося парашюта заставил его вздрогнуть, вернуться к действительности. Генерал повернул голову: на том месте, где он ожидал увидеть испуганного, поломанного, без сознания, но живого десантника, тряпкой валялся запасной парашют.

– «Мама», что ли, он кричит? – генерал перевел взгляд на убегавшего парашютиста, рвущего с плеча автомат. – Ошалел, наверное.

Лишь секунду спустя до его слуха донеслось многоголосое, страшное в атакующем порыве десантное «Ура-а-а-а!» и треск автоматных очередей.

– А внуки спрашивают: «Откуда у тебя, деда, белые волосы?» – Генерал обращался скорее к себе, нежели к группе офицеров. – Ко мне голубчика! Ко мне!!!

Один из товарищей подошел к Быкову, смущаясь, спросил:

– Как же всё это, а?

Петру порядком надоели подобные вопросы. Хотя он согласен: не каждый день, да что день – не каждый год случается такое. И всем хочется узнать из первых рук, хочется посмотреть, подбодрить, поддержать человека, в последний момент ускользнувшего из объятий костлявой.

«Началось, – думал он. – Телевидения ещё не хватает».

Ну, подумаешь, зацепился вытяжной парашют за ранец. Что же, паниковать сразу? Запаску дёргать? Десять их будто запасок-то? Вначале распутай, сориентируйся… Виноват он, если намертво зацепился вытяжной? Поэтому и раскрыл-то запасной парашют в самый последний момент, а не падал, оцепенев с испуга, не соображая и не контролируя свои действия. И думал-то он... Пожалуй, даже ни о чем не думал – руки сами автоматически разбирали последствия неудачного отделения от самолета. Вот о чём надо было думать – о правильном отделении. А не паниковать, не молиться, не креститься. Если уж и случилось бы...

Быкова передёрнуло. Он, казалось, только сейчас до конца понял, что с ним могло произойти час назад.

– На, закури, – ему, некурящему, несколько рук протягивали сигареты.

Из неловкого молчания десантников вывел голос радиста.

– Быкова к генералу!

Быстро встав с земли, на ходу одергивая комбинезон, Быков направился к комдиву.

– Вот повезло человеку, в отпуск теперь поедет, – донесся до него чей-то завистливый голос.

Сразу же, грубо перебивая, другой:

– Тебе бы такой отпуск...

Дальнейшего спора он не слышал.

«Хм, отпуск... – рассуждал Пётр вслух, шагая по тропинке – на «губу» не хочешь за такое идиотское отделение? Тоже мне – герой выискался. Ничего я не совершил. Тем более сверхъестественного. В боевой обстановке никто на мой прыжок не обратил бы никакого внимания. А сейчас – чуть ли не ЧП... Какой здесь героизм? Глядеть просто надо в оба. Сейчас он мне влепит...».

Пётр, готовый ко всему, смело подходил к генералу. Он знал крутой характер командира, но был уверен, что больше десяти суток сидеть ему на «губе» не придётся.

– Да, брат, напугал ты всех своим прыжком! – Встретил его адъютант комдива.

– Виноват, товарищ гвардии генерал! – Быков приблизился на уставное количество шагов. – Больше не повторится.

– Как виноват? – Комдив напряженно вглядывался в лицо Быкова, ища там следы паники, испуга, чего угодно, но только не обескураживающей невозмутимости и задорного блеска голубых глаз. – Что не повторится?! Ты сам-то понимаешь, что совершил?

– Никак нет! – Быков являл собой живое воплощение Строевого устава. – Виноват – по молодости недосмотрел. Однако потом исправился и произвел десантирование со всеми вместе. Не отстал!

Генерал хмыкнул от удовольствия: «Да, с такими вот Быковыми, Петровыми, Ивановыми хоть к чёрту в преисподнюю без оглядки можно прыгать и выполнять любую задачу».

– Надеюсь, тебе десяти суток хватит?..

– Есть, десять суток аре...

Но генерал не дал ему договорить.

– Отпуска десять суток! Отпуска! – почти прокричал он.

– Есть, отпуска!

Ни один мускул не дрогнул на лице гвардии рядового Петра Быкова... Хотя он никак не ожидал такого оборота.

Ноябрь 2011 года,

Тула.

« назад