– Даже не знаю, что вам и рассказывать. – Знакомясь со мной, заявил Сергей Степанов. – Вам, наверное, о нашей специфики службы другие сапёры всё рассказали.

– Сергей, неужели и от тебя не услышу ничего нового? – Честно говоря, у всех сапёров, кто прошёл Афганистан, одни и те же слова и выражения. Как будто они сговорились говорить о той Афганской войне будничными простыми словами: типа, воевали, ставили минные заграждения от душманов, обезвреживали мины тех же самых душманов. Но я ошибся.

– После года учёбы в Академии Куйбышева, нас, группу офицеров – майоры, подполковники, полковники – подняли по тревоге и в срочном порядке перебросили в Таджикистан на границу с Афганистаном. Всё было засекречено до такой степени, что только наш старший знал о планах на завтрашний день. Хотя, эти самые планы постоянно могли измениться в любой момент.

– И цель вашего присутствия?

– Началось с того, что нашу погранзаставу почти всю вырезали «духи». По решению нашего командования и по просьбе правительства Таджикистана – никуда от этой просьбы не деться – мы минировали всю границу. В нашем распоряжении были машины, вертолёты и, естественно, мины.

– И что – сами таскали всё ваше имущество? Солдат-то давали в помощь?

– Ещё раз повторюсь: всё было до такой степени засекречено, что командиры вертолётов не знали куда лететь. Только в воздухе старший группы – в каждой группе было по пять-шесть человек – говорил координаты места минирования и трассу маршрута.

– К чему такая секретность?

– Всё-таки просочились слухи и за наши головы были назначены большие деньги.

– Велась «охота на волков»?

– Вы смеётесь, а за нами действительно охотились снайперы, вернее снайперши из Литвы. Как же их группу называли? То ли – «белые колготки», то ли – «чёрные»? Но факт остаётся фактом: ни разу они нас не засекли и мы успешно заминировали всю границу.

– Да, действительно: не знал этого.

– Век живи – век учись.

– И то – верно.

Биографическая справка.

Гвардии полковник запаса. В 1982 году окончил инженерно-сапёрное училище в Каменец-Подольске, в 1994 году – Военную академию имени Куйбышева. Участник боевых действий в Афганистане (1983–1985). Службу проходил в Воздушно-десантных войсках, в том числе в частях 106-й гвардейской воздушно-десантной Краснознамённой ордена Кутузова 2-й степени дивизии. Уволился из рядов Российской армии в 1998 году.

Награждён орденами Красной Звезды, «За службу Родине в Вооружённых Силах СССР» 3-й степени, «За личное мужество», знаком «За разминирование».

21 марта 2010 года,

Тула.

23 мая 2021 года

70 лет

ветерану ВДВ

БЫСТРОВУ НИКОЛАЮ АЛЕКСЕЕВИЧУ

(Из книги «Интернационалисты земли тульской)

О МОЁМ ЗЕМЛЯКЕ И ТЁЗКЕ

Быстров Николай Алексеевич,

родился 23.05.1951

в Тамбовской области.

За год до своего «дембеля» волею случая, а может волею провидения «занесло» гвардии подполковника Николая Быстрова во Францию. На пару недель. Старшим от дивизии. На совместные учения десантников: наших и, естественно, их, французских…

Мы с ним почти ровесники, тёзки на две третьих; чуть-чуть, каких-то пять-шесть месяцев, вместе служили в 106-й; нам с ним близкая родня «тамбовские волки» – по прямой наши сёла отделяет не более тридцати километров в соседних районах Тамбовской области; мало того: в семьдесят первом наши пути пересеклись (естественно, без общения) в Фергане, где он «трубил» срочную в сапёрной роте, а я проходил месячную стажировку после пятого курса, но, тем не менее, он постоянно обращался ко мне на «вы», пока я ему не объяснил популярно о разнице «ты» и «вы». С самого начала нашей встречи я пытался разговорить его об отличиях французского и русского десантника, но он, вот, что значит – штабной работник, постоянно начинал «от печки». То есть, раскладывать всё по, ему только ведомым, полочкам, начиная со времён лейтенантской юности.

– В семьдесят шестом окончил Рязанское десантное и взводным – в Болградскую дивизию.

– Это в 98-ю, которая сейчас – в Иваново? – Уточняю у него.

– Через год получаю роту. Самую худшую роту – 5-ю роту в 219-м полку. Ещё через год рота становится лучшей и меня, старшего лейтенанта, назначают заместителем командира батальона. В семьдесят девятом участвую в учениях «Щит–79» в Венгрии.

– И как Европа, пусть и социалистическая в то время?

– Простора у них мало. Десантировались в поле – пшеница по пояс. И огромные стаи куропаток повсюду.

– Про Францию, про Францию давай.

Быстров меня «не слышит».

– В восьмидесятом – самым молодым ротным и по возрасту, и по званию – на «целине»: в четырёх украинских областях убирали урожай с июня по декабрь.

– Надеюсь, к ордену представили?

– Представляли, не отпираюсь, но нужно было начальству в Одессу отвезти пару мешков картошки.

– Но ты проявил принципиальность?

– Какая, на х…, принципиальность? Напутственные слова этого самого начальства были: «Если попадёшься с этой картошкой, выпутывайся и выкручивайся сам, мы тебя не знаем и знать не желаем, но накажем по всей строгости военного времени за мародёрство и воровство». И это – из-за каких-то двух мешков картошки – подумать только: двух мешков картошки на Украине! – так рисковать. Я и высказал всё этому начальству, невзирая на лица, прямо в лицо.

– А Франция?

Во – Сфинкс!

– В восемьдесят втором на три года, стечением невероятных обстоятельств (о них, этих обстоятельствах – как-нибудь в другой раз, да, и не интересно это), отправили меня военным советником командира парашютно-десантного батальона аэромобильной бригады в Эфиопию.

Впервые, с начала нашей встречи, я забыл про Францию.

– Первые дни в Эфиопии чуть не завершились международным скандалом и тюрьмой. Вышли на берег озера, а там до воды метров сорок-пятьдесят – сплошная дичь: от фламинго до банальных чирков. Ты же знаешь Буя – мгновенье и выстрел из пистолета заваливает огромного гуся.

– Из-за гуся, что ли международный скандал?

– Из-за него родимого: выдернули перья, выпотрошили, поставили котелок на огонь. И приплыли, вернее на джипе пожаловало всё командование бригады с их, так называемыми, егерями. Нам просто погрозили пальчиком и пожурили, сказав, что если бы мы были предупреждены о «браконьерстве», то сидеть нам по два года в их тюрьме за этого убитого гуся.

– Что – с первых дней так оголодали?

– Как тебе сказать? Наши «великие» стратеги из посольства отказались от дополнительного питания для советников, от дополнительной экипировки. Они же, то есть мы – все идейные, все партийные, коммунисты, большевики и им, то есть нам излишества совсем, совсем ни к чему.

– И выход – какой?

– Раз в месяц на джипе делегация выезжала в Адисс-Абебу на базар за продуктами. За одно и повидать семьи, пересчитать детей у кого они имелись.

– Наверное, отрывались по полной в таких поездках?

– В эфиопских барах спиртное за один раз из бутылки выливалось в стакан по тридцать грамм.

– Что для нашего брата категорически противопоказано.

– Обычно фирменный «трюк» проделывали перед отъездом из столицы. Просили налить джина – самый крепкий напиток в тридцать градусов – грамм двести, выпивали, расплачивались, остальные пять-шесть стаканов оплачивали местные завсегдатаи, восхищаясь от зависти нашими русскими организмами. Местным один наш гранёный стакан – смертельная доза.

– А кубинцы как?

– Нет, кубинцы – крепкие ребята, пили наравне с нами, не уступая. Хотя в корне отличались своим поведением. Приходили в любое питейное заведение, бросали пистолет на стол и их обслуживали не только без очереди, но и совершенно бесплатно. А нам в город запрещалось носить оружие.

– Это в столице, а в поле?

– На «зимних» квартирах охотились на кабанов, ловили сомов в озере – какой ни какой, а подручный этот харч нас очень выручал. На боевых – совсем другое дело. Порой несколько дней подряд всё питание сводилось к одному-двум початкам кукурузы в день. Чаще – в сыром виде. Иногда меняли значки с изображением Ленина у местных мальчишек на два варёных початка всё той же кукурузы. А экипировка чего стоила! Одно одеяло, одна плащ-палатка и одна американская фляга с водой на троих. На меня, на Буя и переводчика. И в такие дни вопрос стоял не какое количество выпить воды, вопрос стоял о том, как будем решать – жребием или голосованием – один или полтора колпачка от фляги воды принять на душу населения.

– Войска как обходились?

– Они в своей пустыне находили какие-то болота, какие-то лужи и притаскивали «цинк» – это где-то ведро воды с осадком ила в половину объёма – и нам первыми давали пить. Пьёшь эту жижу, зная, что она на всё подразделение, и каких усилий стоило оторвать губы и зубы, да, да зубы, которые мёртвой хваткой вцеплялись в край «цинка». Выжили.

– Чем вы-то там конкретно занимались?

– Готовили правительственные войска воевать «настоящим образом». Из Союза каждый тащил всяческие устаревшие наставления, учебники, уставы, разработки. Отрывали крышки, первые страницы – по ним и учили местный контингент. Но привезти нужную литературу оказалось мало: по каждой теме должны быть написаны конспекты. Эти конспекты – на бумаге с водяными знаками! (я такую бумагу в Союзе и в глаза-то не видел) – мы «верхнему» военному советнику сдавали на вес.

– На вес?

– Приносили наши опусы к нему в кабинет. Он протягивал руку, и мы на ладонь осторожно водружали эти экзотические листы бумаги с водяными знаками и нашими записями. Начальство многозначительно взвешивало, не читая, и если вес не соответствовал его представлению о качестве написанного, оно, то есть – начальство, возвращало конспект на доработку.

– Воевали эфиопы?

– Посылаешь в ночную разведку, утром приходят выбритые, выглаженные, на чистых ботинках роса – всё понятно, где были эти разведчики. Буй, тоже советник командира парашютно-десантного батальона, он подполковником был в то время, разрабатывает план боевой операции с высадкой ночного вертолётного десанта в глубокий тыл сепаратистов. План великолепный во всех отношениях, верх военного тактического искусства, а эфиопы, эфиоп иху мать, банально трусят и отказываются от этой операции. Да, что там, операции – почти каждую ночь двое-трое с нашей стороны уходили к противнику. Или другой пример: целый день эти вояки из пушек пытались сбить пулемётчика сепаратистов с господствующей высоты и всё без толку. Буй, вспомнив своё артиллерийское прошлое, предварительно произведя расчеты, с первого залпа накрыл пулемётчика.

– Николай, хватит африканской экзотики – пора «листать» французскую страницу. Хотя бы в общих чертах, двумя-тремя штришками – главные отличия.

– После проживания в нашем палаточном лагере, специально для них приготовленного, какой и не снился нашим солдатам, французы заявили, что их бросили на выживание. Эстеты, понимаешь, европейцы. У них же на территории части идеальная чистота, травка каждый день газонокосилками равняется, в казармах всё на всевозможных датчиках устроено. Поднёс руку к крану – полилась вода, поднёс к сушилке – тёплый воздух, хлопнул в ладони – свет погас, хлопнул второй раз – свет зажёгся. В нашей палатке после неоднократного хлопанья, после разбойничьего свиста лампочка и не подумала гаснуть. Не найдя банального выключателя, французы позвали нашего дневального, который поставил под лампочку табуретку и одним мановением руки решил проблему освещения. В физической и огневой – наши, естественно, на голову выше. На штурмовой полосе на метровой высоте у французов обязательная двойные страховочные лямки, наши и на двухметровой высоте понятия не имеют ни о какой страховке, и на трёхметровой. Наш взводный – мастер на все руки, без балды – всем дисциплинам военной науки обучит своих подчинённых. Простой пример у них – один только втягивает стремянку в самолёт, второй – пристёгивает карабинчики вытяжного тросика, третий – открывает дверцу в самолёте, четвёртый – выпускает десантников. Сплошная специализация. У нас – каждый десантник укладывает парашют себе сам. У них на все воздушно-десантные войска Франции парашюты укладывает специальное подразделение парашютоукладчиков.

– Вояки!

– Перед отъездом повезли нас всех на море: воздух – плюс 20, вода – плюс 20. Они формы своей не снимают – холодно, а мы в одних плавках резвимся в их Средиземном море.

– Да, для них, вздумай НАТО рыпнуться к нам, и генерал Мороз не нужен.

– Это – точно. С другой стороны, все десять дней, что мы были во Франции, командира полка видели только два раза: в день приезда он встречал нас и в день отъезда, когда провожал нас. Всё остальное время – на прыжках, на совместных учениях, на отдыхе, одним словом, везде – из офицерского состава было всего два человека: капитан, командир роты и старшина роты. Всё!

– Представляю, сколько всякого начальства было с нашей стороны во время визита французов к нам.

– Не поверишь: всё командование полка, всё командование дивизии, из ВДВ, из Министерства обороны.

– Это – как раз и ещё аргумент в пользу того, что НАТОвцам у нас ничего не светит, в принципе.

– НАТОвцам – ясное дело, но не забывай – китайцев.

– Вот, заканчиваем на грустном.

– В следующий раз закончу рассказывать на весёлой ноте.

– Ловлю на слове.

Декабрь 2009 года,

Тула.

27 мая 2021 года

80 лет

ветерану ВДВ

ЖИДКОВУ ЕВГЕНИЮ ИЛЬИЧУ

(Из книги «Интернационалисты земли тульской»)

МЕДАЛИ ЭФИОПИИ

Жидков Евгений Ильич,

родился 27.05.1941

в городе Новошахтинске

Ростовской области.

Гвардии подполковник в отставке.

Из семьи шахтёра. В 1960 году был призван в ряды Советской Армии. В 1961 году окончил школу младших командиров в 44-й учебной дивизии ВДВ в городе Остров, дальнейшую службу проходил (от ефрейтора до старшины батареи) в 119-м гвардейском парашютно-десантном полку 7-й гвардейской воздушно-десантной дивизии; в 1963 году окончил курсы младшего комсостава в Рязанском десантном училище. Служил на центральных складах ВДВ (Коломна), в 1182-м гвардейском артиллерийском полку (Ефремов), в штабе 106-й гвардейской воздушно-десантной Краснознамённой ордена Кутузова 2-й степени дивизии (с 1974 года). Уволен из рядов Советской Армии в 1989 году. Совершил более 900 прыжков с парашютом из более, чем десяти видов самолётов и вертолётов.

В 1982–1985 (три с половиной года) годах находился в Социалистической Эфиопии, исполняя обязанности советника по воздушно-десантной подготовке командира воздушно-десантной бригады, затем – командира воздушно-десантной дивизии.

Награждён орденом «За службу Родине в рядах Вооружённых Сил СССР» 3-й степени, медалью «За боевые заслуги», другими медалями, медалями Эфиопии «За мужество» 1-й и 2-й степени.

Из воспоминаний Евгения ЖИДКОВА:

«...Эфиопские офицеры, окончившие военные училища в других странах – на Кубе, в Союзе, в капстранах, – всех родов войск, не только ВДВ, по прибытии обязательно совершали по пять прыжков с парашютом. Ещё раз повторю: всех родов войск. И лишь после совершения этих пяти прыжков им вручался особый знак, и выдавались погоны первого офицерского звания. И вручал всё это или их командующий ВДВ, или президент страны...

...Попали как-то правительственные войска в окружение. Сами оказались в небольшой котловине, а сепаратисты расположились на гребнях холмов в ожидании лёгкой добычи. Вода и еда у войск на исходе, хотя боеприпасов для всех видов вооружения было много – они же захватили в этой котловине огромные склады сепаратистов. То есть войска продержаться могли сколько угодно долго, лишь была бы вода и еда. Помощь по самым оптимистическим прогнозам могла подойти не раньше четырёх-пяти суток. Поэтому решили воду и продовольствие сбросить на парашютах – произвести десантирование грузов на незнакомую площадку.

Загрузили десять контейнеров с бочками воды и десять контейнеров с продовольствием. Летим. Командир Ан-12 полковник ВВС Эфиопии – кстати, окончивший наше Качинское авиационное училище – русский язык знал, но плоховато: понимал, как и все эфиопы, к слову сказать, в основном ненормативную лексику. Матерные слова не только знали, но ими и объяснялись, и главное, всё понимали, эфиоп иху мать.

Показываю командиру, что надо снижаться ниже – иначе точность попадания не гарантируется. Ему-то – что? А мне – позор на все ВДВ: попробуй не сбрось в нужное место груз – «сожрут» с потрохами. А он, гад, боится снижаться – снизу, из всех видов оружия, которое имелось у сепаратистов, ведётся огонь по нашему самолёту. Объясняю ему популярно, что он-то сидит в кабине, а мне приходится стоять рядом с открытой рампой.

На третьем круге лишь первую партию и сбросили, а командир опять ни в какую не хочет делать четвёртый круг, чтобы сбросить вторую партии. Но заставил его сделать и четвёртый круг, и пятый – пятый, чтобы убедиться в точности выброски грузов. Воды и пищи окружённым войскам как раз и хватило до подхода основных сил...

...Я в основном находился в тылу, обучая будущих эфиопских десантников укладке парашюта, но наш тульский Толян Буй – советник по огневой подготовке, в обязанности которого входило только обучать эфиопцев меткой стрельбе – постоянно лез на передовую со своей бригадой. Не вылезал из «боевых». Хотя это было строжайше запрещено – участвовать в их гражданской войне. Предупреждал его, предупреждал, но ему ничего, а у меня ранение и контузия.

...Гражданская война в любой стране – это гражданская война, где отец воюет против сына, брат против – брата. Родня, короче, со всех сторон. И нам, мне в том числе постоянно приходилось ходить, да что ходить – спать приходилось с автоматом и гранатами. Тем более, что сепаратисты за мою голову обещали пятьдесят тысяч зелени. По нашим меркам, со скидкой на то время, где-то больше пяти миллионов. Но обошлось...».

Ноябрь 2009 года,

Тула.

30 мая 2021 года

70 лет

участнице боевых действий в Афганистане

ОРЕХОВОЙ НАДЕЖДЕ ВАСИЛЬЕВНЕ

(Из книги «Афганцы Тулы»)

СБЫВШИЕСЯ НАДЕЖЫ НАДЕЖДЫ

Орехова Надежда Владимировна

родилась 30.05.1951

в Туле.

– Родители не возражали. – Лаконично ответила Надежда на мой вопрос об отношении её добровольной «турпоездки» в далеко не мирный Афганистан образца 1981–1983 годов.

Она с детства отличалась – и в настоящее время ни капли не изменилась – категоричностью суждений и самостоятельностью принятия решений по всем жизненны вопросам.

После окончания школы и финансово-экономического техникума, судьба заносит Надежду – не забывайте, что семидесятые годы прошлого века это годы расцвета «застоя» и государство заботилось о рабочих местах выпускников ВУЗов и техникумов – в Оренбург. Как молодой специалист в Оренбурге она получает однокомнатную квартиру, но спит и видит, как вернуться на родину, банально говоря, спит и видит, как обменять Оренбург на Тулу. Мечтать, конечно, не вредно, но чтобы мечту сделать былью, Надежда, чего греха таить (какого «греха»? – она же бухгалтер: всё рассчитано до мелочей), решила махнуть за «длинным рублём» в Германию или Чехословакию. Тем более, что ко времени подачи заявления в военкомат, она имела высшее экономическое образование, закончив вечерний финансово-экономический институт.

Как ни предполагай, как ни «закладывайся на четвёртого валета», но судьба иногда такую сделает подножку, что мало не покажется.

– Перед отъездом в Афганистан, – вспоминает Надежда, – я понятия не имела о том, что такое война в Афганистане. По разнарядке я должна была работать на автомобильных складах в Пули-Хумри, но в штабе 40-й армии рассудили иначе. Так я стала бухгалтером – подождите: сейчас вспомню – бухгалтером в войсковой части полевая почта 65889 «Б». Более понятнее: стала бухгалтером автомобильной службы армии. А в Пули-Хумри всё-таки пришлось побывать один раз. На всю жизнь запомнилась эта командировка. Во-первых: нашу машину «духи» обстреляли перед Салангом. Хорошо – всё обошлось – ни «двухсотых», ни раненых. Во-вторых: вы же знаете, что Пули-Хумри расположено в котловине – пыль стоит до небес стоит проехать машине. А машины на базе снуют день и ночь. Как там наши два года выдерживали, в уме не укладывается.

Возвратившись в апреле 1983 года – ровно через два года – из Афганистана, Надежда сумела через двойные-тройные обмены вернуться из Оренбурга в Тулу. Вернулась, вышла замуж, родила сына.

– Многие считают, что подавляющее большинство женщин, если не все в Афганистане не отличались скромность нравов. – Заканчивает нашу встречу Надежда. – За всех не скажу, но там, где я работала в ходу была такая поговорка: «Какие мужики – здесь офицеры». К тому же, нас проверяли чуть ли не каждую ночь, и не дай Бог...

Март 2011 года,

Тула.

31 мая 2021 года

70 лет

участнику боевых действий в Афганистане

КУЗЬМИНУ АЛЕКСЕЮ МИХАЙЛОВИЧУ

(Из книги «Афганцы Тулы»)

«ДВУХГОДИЧНИК» КУЗЬМИН

Кузьмин Алексей Михайлович

родился 31.05.1951

в городе Сухиничи Калужской области.

В тысяча девятьсот семьдесят третьем году (через год после меня) в наш, 51-й гвардейский парашютно-десантный полк пришёл служить Лёшка Кузьмин, окончивший стоматологический факультет Одесского медицинского института, на два года.

– Двухгодичник, – свысока относились к нему военные медики, окончившие академию в Ленинграде и военный факультет в Томске.

Прошло два года и гвардии старший лейтенант медицинской службы Кузьмин остался в армии, продолжал служить в Воздушно-десантных войсках и с полкового стоматолога (должность старшего лейтенанта) дослужился – ни много, ни мало – до начальника стоматологического отделения Центрального военного госпиталя ВДВ (полковничья должность).

Во временном интервале между лейтенантом и полковником он, как и все десантники, совершал парашютные прыжки (их у него более двухсот) и участвовал во всевозможных учениях; он, как и все любознательные и смекалистые, внёс около двадцати рационализаторских предложений, улучшающих работу не только стоматологического кабинета, но и всей медицинской службы полка, и давших немалый экономический эффект; он, как и все жизнерадостные и весёлые люди, всегда с великим удовольствием участвовал (и продолжает участвовать) в неформальных встречах и вечеринках; он, как и все мудрецы и отцы, воспитал двоих сыновей, ставших, как и он сам, военными медиками; он, как и все за Речкой, с достоинством и честью выносил тяготы и лишения двухгодичной афганской службы.

– Непосредственно стоматологией, – вспоминает он у меня в гостях, – приходилось заниматься урывками, редко.

Да, за дёрганье зубов и лечение кариеса орден «За службу Родине в Вооружённых Силах СССР» 3 степени и медаль «За боевые заслуги» не дают. Более десятка сопровождения колонн с грузами, год в отдалённом Бомиаме (куда добраться можно было только «вертушками») в должности батальонного врача со всеми вытекающими последствиями: бои, раненные, инфекционные больные и т. д., и т. п., и возвращение на Родину в 1983 году.

… И миротворческие силы в Югославии. ... И увольнение в запас в 2007 году.

Вот такой Лёшка Кузьмин был свидетелем, естественно с моей стороны, у меня на свадьбе в таком далёком семьдесят шестом году прошлого века.

– А помнишь?..

– Помню, помню…

Да, мы помним, помним свою лейтенантскую молодость…

Май 2009 года,

Тула.

« назад