После окончания в семьдесят девятом Высшего военного инженерного училища в Каменец-Подольске Александр Говорун «отпахал» взводным шесть лет: в 104-й воздушно-десантной в Кировабаде – два года, в 103-й в Афганистане – два года, в 106-й (Тула) – два года.

– Доктор, ну, ты и загнул. – С момента нашей первой встречи в 1983 году он ко мне обращается только так: «доктор». – Какие парадоксы? Взводных много, а вышестоящих должностей мало.

– И тебя сразу, минуя ротное звено, назначают помощником инженера нашей дивизии, а затем – и старшим помощником.

– Стечение обстоятельств.

– Хорошо. В Афганистане ты постоянно – не стану цитировать статью про тебя в нашей дивизионной газете за восемьдесят девятый год – ты со своими подчинёнными впереди всех колонн расчищаешь дороги от мин. На всех боевых операциях, вплоть, в ежедневных поездках за водой, ты опять впереди своих войск.

– Кто на кого учился.

– Не перебивай. И за такую «пахоту» у тебя за Афганистан ни одной награды?

– Взводный, Лашкаргах – «Лошкарёвка», как процитировано в газете, вдали от «раздающих» награды. Не в этом – суть, не это – главное. Живой вернулся – главное. И солдаты из моего взвода все живые, хотя за два года и случилось семь подрывов на минах.

– Сапёры подрывались на минах? А приборы, собаки, в конце концов, чутьё где?

– На дорогах, на опасных участках, на мостах мы всегда находили мины и обезвреживали их – не было несчастных случаев. Представь: перед нашим рейдом «духи» в узком ущелье ставят КАМАЗ мин. Попробуй – обнаружь их все. Издержки производства, ничего не поделаешь.

– Продолжим о наградах и парадоксах. В конце восьмидесятых тебя награждают орденом Красной Звезды за «маски-шоу» перед министром обороны США Чейни.

– Там и наш министр был – Язов. Грандиозная «показуха» была на Полигоне – ты должен её помнить. Моя миссия заключалась в имитации всевозможных взрывов и подрывов.

– Вот и парадокс: на войне без награды, а на имитации – орден. Орден, по большому счёту, более чем заслуженный – не ударили в грязь и бездорожье лицом перед высоким заморским гостем.

Говорун скромно молчит, не оправдывая свою фамилию, а я продолжаю.

– Следующий парадокс: наградили тебя, старшего помощника, а твоего начальника – обошли.

– В отпуске он находился, или болел, или ещё где.

– Саня, а как ты из ВДВ попал в «Артуху»?

– Десять лет – с девяносто второго до «дембеля» – был инженером нашего артиллерийского училища.

– Подполковничья должность, конечно. Ты не увиливай, а давай, «колись». Что – у них своих не было инженеров? Тем более, что ведомства разные – ВДВ и ГРАУ?

– С командиром дивизии Колмаковым у меня были, не сказать, чтобы дружеские – какие могут быть дружеские отношения между генерал-майором и простым майором? – но нормальные служебные отношения. И я попросил его, чтобы он подписал мой рапорт о переводе – должность в округе «держали» для меня почти год – у министра обороны.

– У Павла Сергеевича Грачёва?

– На открытие десантного факультета в училище прямо на праздничной трибуне Грачёв и расписался на моём рапорте о моём переводе.

– И ты ещё говоришь, где парадоксы?

Декабрь 2009 года,

Тула.

21 февраля 2018 года – 60 лет

афганцу Александру Мискевичу

НИКОЛАЙ МАКАРОВ
(книга «Афганцы Тулы»)

ЗАКОН БУМЕРАНГА

Мискевич Александр Николаевич,

родился 21.02.1958.

Мне до сих пор не понятно, как Сашка Мискевич со своим неординарным, а оттого и неудобным для начальства характером, дослужился до полковника?

Откуда сомнения? Поясню.

Окончив в восемьдесят первом году Военно-медицинский факультет в Томске, он заменил меня в первом батальоне 51-го полка. Став батальонным врачом и видя, как комбат – подполковник Буй – готовит себе, якобы маскирующую, форму лейтенанта с красными погонами, молодой военный врач не раздумывал ни минуты. При первой же встречи с дивизионным медицинским начальством он изъявляет желание тоже участвовать в событиях – помните? – в Польше. К счастью, мы тогда не ввязались во внутренние «разборки» поляков, но просьбу Мискевича о «заграничной турпоездке» удовлетворили: всего через три месяца после получения диплома о высшем образовании он пересекал границу Афганистана.

– Саш, – я в гостях у него дома: за окном по снегу гуляет краснолапая стая гусей, в камине потрескивают берёзовые полешки, в фарфоровых чашках налит густоароматный чай из сибирских трав, его жена примостилась рядом с мужем, – был же тогда приказ: молодых лейтенантов отправлять в Афганистан только через год адаптации в войсках в Союзе.

– Сам напросился, – смеётся жена.

– Ничуть не жалею, что с первых дней службы оказался на войне.

Первое лирическое отступление.

В Афганистане Мискевич служил врачом третьего батальона 345-го полка в Баграме. Из «боевых» не вылезал, выполняя не только свои прямые врачебные обязанности: командир боевой машины, командир разведдозора, старший на отдельном направлении – вот не полный перечень его обязанностей, которыми он не гнушался.

– Его никто не заставлял, – будто бы жалуется жена, но в голосе слышится неприкрытая гордость за мужа. – Сам лез во все «дыры».

– Не преувеличивай. – Он добродушно похлопывает жену по плечу.

– Чего, чего – не преувеличивай? – Она, вроде бы, не на шутку, возмущается его безрассудным поведением лейтенантской молодости. – Твой же комбат, когда приезжал в отпуск, просил меня, чтобы в письмах обуздала, окоротила тебя от «похождений». Тебе бы всё шуточки, а там была настоящая война.

Сашка рассмеялся.

– Это – ты мне рассказываешь про Афганистан?

– Хорошо, тогда расскажи, как ты две недели сидел с батальоном в горах. – Просит жена.

– Что рассказывать-то? – Начиная рассказ, Мискевич и не думал задумываться, как будто всё происходило вчера, в крайнем случае, позавчера. – Выполняя задачу, батальон поднялся на гору в три с лишним километра высотой. Караулим караван день, два, завьюжило прилично, вертолёты в такую погоду долетают только до долины и сбрасывают нам пропитание. Пять-шесть человек спускаются за продуктами и несут на пятьдесят человек продукты…

– Постой, постой, – перебиваю его, вспоминая численный состав батальона. – В батальоне – около трёхсот человек, а ты говоришь, что в горах находилось пятьдесят – плюс-минус – человек.

– Всё правильно: в приказах на «боевые» так и значилось, что задачу выполняет батальон. И никого не интересует – сколько в батальоне человек.

– Ладно, приказ есть приказ и его надо выполнять. Но где же находились другие подразделения батальона?

– Больные – брюшняк, гепатит, дизентерия, раненые, отпуска, командировки, сопровождение колонн, несение службы на «зимних» квартирах в Баграме; девятая рота – на охране фабрики, седьмая рота – в Пули-Хумри. Такой вот расклад: задачу батальона в этот раз выполняла восьмая рота с приданными силами.

– Не густо!?

– Задачу-то мы выполнили. Дело – не в этом. Пятерых, которых посылали за продовольствием, думаешь, что из коробок сухпайков приносили?

– Сахар, чай, тушёнку… – Перечисляю вслух: сам не один «сухпэ» за время службы на учениях употреблял по прямому назначению.

– Правильно. Остальное всё сжигалось внизу. Две недели, не то чтобы жили впроголодь, голодали. Застрелили горного барана, стали мясо варить – вода кипит, а пальцы не обжигает. Три с половиной тысячи высота – так и съели сырого барана.

– Житуха, не приведи…

– Спали стоя под мокрым снегом, курили сухие листья, выкопанные из-под снега: был, хотя бы, запах дыма. Через две недели с гор спустились полсотни полускелетов, но задание выполнили.

– У него таких случаев, – опять подаёт голос жена.

– Знаю: сам наблюдал его в «деле» во время «тушения пожара» в Азербайджане в девяностом году.

– На целую книгу хватит, подхватывает Александр.

– Внукам есть, что рассказать. Но продолжим. Вернулся ты из Афганистана: медаль «За отвагу», орден Красной Звезды…

– Медаль в наличии, а орден до сих пор не могут найти. Сейчас в Центральном архиве армии документы разыскивают – надеюсь, найдут.

Второе лирическое отступление.

После Афганистана гвардии старшего лейтенанта медицинской службы Александра Мискевича назначают на должность начальника медицинского пункта 51-го полка. Через четыре года медицинский пункт, под его началом, становится одним из лучших в Воздушно-десантных войсках. Два плюс четыре – шесть лет службы и ни одного повышения квалификации, ни одной учёбы. Он просится на учёбу, но дивизионное медицинское начальство категорически настроено против, неизвестно какими аргументами мотивируя отказ.

– Алексеич, – он ехидно улыбается, – это ведь по твоему совету я оказался на учёбе. Ты мне подсказал, как обойти все препоны начальства и в то же время, якобы, не нарушая Уставы.

– Сань, откровенно говоря, не припоминаю. Но если было в том моём совете что-то авантюрного и не совсем законного, то, да, кроме меня – без лишней скромности – тебе было некому посоветовать.

– Вот, вот – «без лишней скромности».

– Что об этом говорить? Разве упомнишь – я и не помню, и не стараюсь помнить – кому, когда помог добрым советом или добрым делом.

– А плохих советов ты за всю службу никому не давал и дел подлых не творил.

– Хватит петь дифирамбы – разговор-то о тебе, а не обо мне.

– Всё переплетается в жизни.

– Ты лучше расскажи – выпало из памяти – что за переполох был, когда за тобой командующий Московским военным округом прислал личный вертолёт?

– Как ты знаешь, выучился я на ЛОР-врача и меня перевели служить (опять с твоей помощью) в медсанбат командиром приёмно-сортировочного взвода. Лечил всех: солдат, офицеров, командира дивизии, командующего ВДВ генерал-полковника Николая Васильевича Калинина. И, когда его перевели командовать округом, он, как-то находясь на учениях в Гороховецких лагерях, «посадил голос». Окружным специалистам он почему-то не доверял и поэтому прислал за мной вертолёт. Переполох был в медсанбате – жуть.

– И после этого ты делаешь «стремительную» карьеру?

– Точно – «стремительную». В гарнизонном госпитале в наличии – вакантная должность начальника ЛОР-отделения. Опять – не обессудь – твоими советами собираю нужные документы и везу их в округ. Кадровики говорят: «Всё, мол, нормально, все документы привёз, но нужно ещё две карточки размером три на четыре».

– В личном деле всё же имелось?

– Я так и сказал, а мне опять говорят, что не хватает двух карточек три на четыре. «Хорошо, – говорю в кадрах, – пойду сейчас сфотографируюсь». А умные люди подсказали, что три на четыре это – не фотокарточки, а ковры три на четыре метра.

– Не хило.

– Это – не беда. Приходит приказ на моё убытие в госпиталь, а командир батальона меня не отпускает, спрятав у себя в сейфе все бумаги. А через некоторое время, отдав мне на руки предписание на убытие, звонит начальнику госпиталя и самыми чёрными красками даёт мне характеристику. Подполковник Елизаров встречает меня настороженно, где-то даже – враждебно…

– И это – тоже помню. Помню также, что в госпитале, пробыв без году неделю, тебя коммунисты госпиталя избирают секретарём первичной парторганизации. В те времена – это что-то значило: и в уважении, и в доверии, и в имении чести.

– Да, последний секретарь в госпитале.

Третье лирическое отступление.

Во время событий в Азербайджане, после месячного пребывания, успев за это время заслужить орден «За службу Родине в Вооружённых Силах СССР» 3-й степени, Мискевичу по семейным обстоятельствам командир дивизии Лебедь, только что получив генерала, объявляет отпуск на десять суток с вручением отпускного билета. Но, приехав в Тулу, командир медсанбата не отпускает Мискевича, даже не потрудившись чем-то свою отмену приказа вышестоящего начальника объяснить. Естественно, в силу своего прямолинейного, бескомпромиссного характера, Мискевич посылает командира медсанбата по известному адресу и улетает в своё Молчаново, что в Томской области. Отпускной же туда выписан – по неотложным семейным обстоятельствам.

– И командир медсанбата объявляет меня во всесоюзный розыск.

– Да, натерпелся ты с ним.

– Что об этом говорить. – Добавляет жена. – А в госпитале, когда гарнизонный госпиталь стал Центральным госпиталем ВДВ и когда Саша приехал из Югославии, как на него руководство госпиталя насело…

– Не надо о плохом. Тем более, всё – позади. Всё возвращается на круги своя…

Тут Мискевич выдаёт: ну, никак не ожидал от него такого.

– «…Но есть и божий суд, наперсники разврата!

Есть грозный суд: он ждёт;

Он не доступен звону злата,

И мысли и дела он знает наперёд.

Тогда напрасно вы прибегните к злословью:

Оно вам не поможет вновь…».

– В простонародье это – «Закон бумеранга».

3–4 января 2010 года,

Тула.

23 февраля 2018 года – 70 лет

афганцу Евгению Муляру

НИКОЛАЙ МАКАРОВ

(книга вторая «Афганцы Тулы»)

СТИХИ ПИСАТЬ – НЕ РЕМЕСЛО

Муляр Евгений Иванович

родился 23.02.1948

в Стародубенском районе

Брянской области.

Гвардии майор в отставке.

Из крестьянской семьи. В 1966 году окончил среднюю школу, в 1971 году – Рязанское высшее воздушно-десантное дважды Краснознамённое командное училище имени Ленинского комсомола. С декабря 1979 по декабрь 1980 года – участник боевых действий в Афганистане. С 1982 года – начальник штаба 234-го отдельного медицинского батальона 106-й гвардейской воздушно-десантной Краснознамённой ордена Кутузова 2-й степени дивизии (Тула). С 1991 года – в запасе, затем – в отставке. Автор стихов и басен.

В первой книге «Афганцы Тулы» представлены басни Евгения Муляра, в этой – его стихи.

ВТОРОЕ АВГУСТА

Второе августа – день ВДВ!

Об этой дате помнят даже дети

И смотрят на канале НТВ

О всех событиях на белом свете.

– Смотри, дедуля, в воду он полез

В тельняшке полосатой, даже в брюках.

Он под фонтан нырнул и там исчез,
А мать сказала: «Это, видно, трюки».

– Отчасти мама, может, и права,

Но здесь, внучёк, мне, кажется, другое –

Традиция пока у них жива:

В фонтане трижды окунуться с головою,

А вынырнув, поднять бокал за тех,

Которых они помнят только сами.

Хоть как-то замолить свой старый грех:

Они живут, а тех ведь нету с нами.

Ты посмотри, они уже в строю

И песню ратную свою заводят.

Я выправку былую узнаю,

И даже «марафет» в строю наводят.

Вот так, внучёк, ты побыстрей расти,

На эту тему разговоров много.

Ну, а сейчас, дружок, меня прости:

Десантник ждёт у нашего порога.

ПАМЯТЬ ВСЕГО СИЛЬНЕЙ

Витебск. Семьдесят девятый на исходе.

Тает снег, дождь, слякоть за окном.

Побатальонно ранним утром, на восходе,

Десантный полк идёт на свой аэродром.

Все думали тогда, что начались ученья.

В штабах на картах – третий день война.

Рассредоточены войска по назначенью –

Всем, до последнего солдата, не до сна.

По-корабельно, строем возле взлётки

Мы слушали комбата инструктаж.

Пытался кто-то скрытно делать фотки.

А кто-то просто проверял багаж.

Граница позади, под нами горы,

Остроконечные во льдах хребты.

Ручьи, в снегу скрываясь, словно в норы,

Бегут в долины с вечной мерзлоты.

Нам отвели казарму «Царандоя»

Напротив королевского дворца.

Здесь было нам совсем не до покроя:

Везде стрельба и крики без конца.

Двугрошев – первый комендант Кабула

В своих приказах часто отмечал,

Что по наводке с ближнего аула

Ночами пулемётный треск звучал.

Но все приказы, даже уговоры,

Нередко – ложка мёда для солдат,

Когда на «боевой» сходил он в горы,

Ему всё по ветру, он сам себе – комбат.

Он видел всё, что нужно и не нужно,

Друзей, которых ранило в живот.

«Аллах – Акбар!» – душманов крик натужно

Звучал в горах, как дикий лай койот.

Всё позади. Одни домой вернулись.

Другие навсегда нашли покой.

Тела в земле, но души их проснулись

И смотрят сверху вниз на нас с тобой…

ПАМЯТНИК

Я две гвоздики красные принёс

И положил под памятник афганцам.

Обидно, грустно за ребят до слёз –

Когда-то им судьба не дала шансов.

А, ведь, у каждого были мечты

Свои, как тайны, очень сокровенны.

Сейчас нам, кажется, они просты

По-детски, как-то очень откровенны.

Домой вернуться, всех родных обнять,

Узнать все новости о жизни личной,

На память сувениры всем раздать,

Погибших помянуть, ну, как обычно.

Никто и в мыслях допустить не мог,

Что может с рейда просто не вернуться.

Он думал, что в бою поможет Бог

Или судьба от пули увернуться.

Ничто не помогло – ушли на век.

Сейчас их души в памятник одеты,

Как снег, растая, достигает рек,

Так памятью о них сердца согреты.

МАТЕРИНСКАЯ ЛЮБОВЬ

К соседке бабушка чуть свет пришла.

Таблетки кончились, и ночь всю не спала.

– Я, что к тебе, Ивановна, зашла –

Хочу, чтоб ты лекарство заказала.

Ты позвони, пожалуйста, врачу.

Когда-то он дружил с моим сынишкой.

Я тоже пару слов сказать хочу.

Ровесником он был, а звали – Мишкой.

– Помилуй, Бог! Уж сколько лет прошло.

Ведь твой сынок покоится лет десять.

– Ай, правда? Значит, на меня нашло:

Я думала, прошёл всего лишь месяц.

Глаза открою, вот же, он стоит

В берете голубом, в военной форме.

Он даже: – Здравствуй, мама! – говорит,

– У нас всё хорошо, здоровье в норме.

– Ты извини, Ивановна, меня.

Пойду домой, мне лучше стала.

Я ж без него не проживу и дня,

А мне обед готовить надо – время мало…

Март 2015 года,

Тула.

14 февраля 2018 года – 70 лет

афганцу Владимиру Червякову

НИКОЛАЙ МАКАРОВ

(книга «Афганцы Тулы»)

КАРТИНЫ РЕПИНА У ЩУКАРЯ

Червяков Владимир Александрович,

родился 14.02.1948

в селе Работки

Горьковской области.

Мой визави – Володька Червяков (ну, хорошо, хорошо – гвардии майор в отставке Червяков Владимир Александрович, семидесятого года выпуска из Ульяновского высшего военного училища связи), с которым вместе прослужили в 106-й воздушно–десантной более двадцати лет, с которым в восемьдесят втором пересекались в Афганистане.

– Обеспечение войск связью в мирной жизни от Афгана чем отличалось?

– Практически, ничем особенным, – он смеётся, – радиоволнам до лампочки, как распространятся – на войне или в мирной жизни: законы физики одни.

– Ты, практически, прошёл все звенья служебной лестницы: от лейтенанта до майора, от командира взвода до начальника связи полка и старшего помощника начальника связи дивизии. В Афганистане какая у тебя должность была? На боевые как часто приходилось ходить?

– С декабря восемьдесят первого по июнь восемьдесят третьего моя должность называлась «помощник начальника связи дивизии по аппаратуре ЗАС». Но, как и другим помощникам начальника связи, приходилось заниматься всяческими вопросами по обеспечению войск связью – заменяемость у нас была полная. А на боевые, – Червяков на секунду замешкался, подбирая нужные слова, – я не считал, сколько ходил. Не понимаю тех рыбаков, которые с гордостью пересчитывают свой улов: «вчера три щуки поймал, на прошлой недели – четыре». Я, например, никогда не считал.

– Не понял: при чём здесь – щуки?

– С пяти лет со спиннингом не расстаюсь. Вначале облазил водоёмы, начиная от Волги и Оки, Горьковской области, где родился. И во все служебные командировки, на все учения – спиннинг со мной.

– В Афганистане тоже спиннингом ловил рыбу?

– Ага, только назывался тот спиннинг – «сапёрная удочка». Реки там горные, вода в них ледяная – бросишь пару гранат, а ниже по течению, на мелководье, сачком с БТРа вылавливаешь рыбу.

– Что-то мы отвлеклись. Орден «За службу Родине в Вооружённых Силах СССР» 3-ей степени и медаль «За боевые заслуги» – конкретно, за какие боевые операции?

– Всё и не вспомнишь. Давай, лучше расскажу про одну, по результатам проведения которой в нашей группировке разнарядкой из Москвы должны были присвоить звание Героя Советского Союза троим, наиболее отличившимся. Или – назначить таковых.

Червяков начинает рассказ, всё больше и больше вспоминая детали той, чуть не проваленной, операции.

– На юго-западе, где сходятся в одной точке границы Афганистана, Пакистана и Ирана, была обнаружена крупная перевалочная база «духов». Это на карте – точка, границы. На самом деле в том районе никаких границ, в нашем понимании, отродясь не было и нет до сих пор, на сколько я знаю. Вылетаем туда на «вертушках» крупной оперативной группировкой во главе с заместителем командира дивизии.

– Потому и главный связист, то есть – ты, тоже – со штаба дивизии? – Перебиваю рассказчика.

– Да, когда операцию возглавляло дивизионное начальство, тогда, естественно, и старший связист тоже был из дивизионного звена. Перед взлётом старший интересуется, почему командир батальона летит в вертолёте, которым командует полковник, а он со «свитой» в вертолёте, которым командует всего на всего капитан. Следует команда: «Отставить!» и мы меняемся вертолётами.

– Не глядя! – Вставляю опять реплику.

– Глядя, не глядя, но заместитель командира дивизии, как чувствовал, но обо всём по порядку. Взлетели. Летим. Прилетели. А прямо перед самым нашим прилётом четвёрка «грачей» нанесла бомбовый удар по этой базе. По этой, да чуть–чуть не по этой, совсем даже не по этой, а по такой же, но только на территории Ирана. Обе базы находились, как бы точнее сказать, в огромной котловине диаметром километр–два, окружённые холмами-горами высотой около ста метров. Ну, как кратер огромного вулкана. Значит – прилетели, типа картины Репина – «Приплыли». Обнаружили промашку. Но выполнение поставленной задачи по уничтожению базы никто не отменял. Перелетаем на «нашу» базу. Занимаем по периметру гряды холмов круговую оборону. Сапёры минируют все дороги, ведущие на базу. Вызываем «грачей». Прилетают. Бомбят на наших глазах – жутко-сюрреалистическая картина. Отработали и улетели – горючки-то в обрез. За дело взялась наша десантура и армейский спецназ. Задание выполнили быстро, грамотно, без потерь, один только легкораненый боец. С большими, даже огромными, трофеями. Которые в валютном эквиваленте во сто крат, а может – и более, окупили все затраты на эту операцию.

– Повезло.

– Щас, жди – повторяется картина Репина, но в другом исполнении: вдруг откуда ни возьмись над нами появляются два Иранских штурмовика. Вертолёты, в ожидании нашей посадки, какой-то умник из летунов поставил в одну линию, как на смотре, не рассредоточив их в хаотическом управляемом беспорядке. И метров с семидесяти, опять же – на наших глазах, эти два иранца стали расстреливать вертолёты как в тире городского парка. А у нас с собой, к сожалению, не было. Не было ни одной единицы, не то, что «Стингера», не было наших «Стрел». Поэтому стреляли по «супостату» из всего, что было. И, видимо, всё-таки один самолёт зацепили, он задымил и пара отвалила восвояси.

– У вас-то кто пострадал?

– Не знаю, где учились эти персы, и кто их учил, но подбили они всего-то два вертолёта, не зацепив ни одного человека. Дальше – просто: садимся в вертолёты, взлетаем. И вдруг видим в иллюминаторы клубы чёрного дыма.

– Что – Бог любит троицу?

– Как же, но опять в новом исполнении всё та же картина Репина: вертолёт, наш обмененный «не глядя» вертолёт при взлёте просел и зацепился за холм. Хорошо обошлось без жертв – все: и экипаж, и десантура успели до взрыва баков покинуть горящий вертолёт. Рассредоточив «безлошадных» по другим вертолётам, летим на «зимние» квартиры, а горючки-то со всеми незапланированными «леваками» не хватает. Садимся на ночь в пустыне, где у лётчиков в огромных прорезиненных бурдюках надёжно запрятана «заначка» керосина. Заправляемся. Ночуем в вертолётах. Наутро долетаем до Лашкаргаха. А там – рукой подать и до Кабула.

– Герои?

– Какое – Герои? Начальство за Иран разнос из Москвы получило. Наградили большинство участников этой операции, кроме начальства.

– Хорошо, что все живы-здоровы вернулись.

– Это – точно.

Июнь 2009 года,

Тула.

« назад