«Полициею узнано, что вчера в 5-м часу пополудни, за чертою города позади Комендантской дачи, происходила дуэль между камер-юнкером Александром Пушкиным и поручиком кавалергардского Ее Величества полка бароном Геккереном, первый из них ранен пулею в нижнюю часть брюха, а последний в правую руку навылет и получил контузию в брюхо. – Г-н Пушкин при всех пособиях, оказываемых ему его превосходительством г-м лейб-медиком Арендтом, находится в опасности жизни. – О чём Вашему превосходительству имею честь донесть.

Старший врач полиции

Юденич».

Я. М. Неверов – С. П. Шевырёву из Петербурга:

«...Сегодня вечером Арендт делал операцию Пушкину – отчаянную операцию – и, Бог знает, какие будут следствия. Я живу возле самого того дома, который занимает Пушкин, и нас разделяет одна только стена, так что получаю через человека известия о всех переменах с больным. Он приобщился перед операциею – и теперь лежит весь опухший и охладевший...».

Январь. Ночь с 28 на 29.

Из записок В. И. Даля.

В ночи на 29-е он повторял несколько раз подобное; спрашивал например: «который час» и на ответ мой продолжал отрывисто и с расстановкою: «долго ли мне так мучиться! Пожалуйста поскорей!» Почти всю ночь продержал он меня за руку, почасту брал ложечку водицы или крупинку льда и всегда при этом управлялся своеручно: брал стакан сам с ближней полки, тер себе виски льдом, сам сымал и накладывал себе на живот припарки; собственно от боли, страдал он, по словам его не столько, как от чрезмерной тоски, что приписать должно воспалению в брюшной полости а может быть еще более воспалению больших венозных жил.

«Ах, какая тоска!» восклицал он иногда, закидывая руки на голову – «сердце изнывает!» Тогда просил он поднять его, поворотить на бок, или поправить подушку – и не дав кончить этого, останавливал обыкновенно словами: «ну, так, так – хорошо; вот и прекрасно, и довольно; теперь очень хорошо!» или: «постой, не надо, потяни меня только за руку – ну вот и хорошо, и прекрасно!» Вообще был он – по крайней мере в обращении со мною, повадлив и послушен, как ребенок, и делал всё, о чём я его просил. «Кто у жены моей?» спросил он между прочим. Я отвечал: много добрых людей принимают в тебе участие – зала и передняя полны, с утра до ночи. «Ну, спасибо, – отвечал он, – однако же, поди, скажи жене, что всё слава Богу, легко; а то ей там, пожалуй, наговорят!»

Январь, 29. позднее утро.

Из записок В. И. Даля.

С обеда пульс был крайне мал, слаб и част, после полудни стал он подыматься, а к 6-му часу ударял не более 120 в минуту и стал полнее и тверже. В тоже время начал показываться небольшой общий жар. Вследствие полученных от Д-ра Арендта наставлений, приставили мы с Д-м Спасским 25 пиявок и в тоже время и послали за Арендтом. Он приехал и одобрил распоряжение наше. Больной наш твердою рукою сам ловил и припускал себе пиявки и неохотно позволял нам около себя копаться. Пульс стал ровнее, реже и гораздо мягче; я ухватился, как утопленник, за соломинку, робким голосом провозгласил надежду и обманул было и себя и других, но ненадолго. Пушкин заметил, что я был пободрее, взял меня за руку и спросил: «никого тут нет?» Никого, отвечал я. «Даль, скажи же мне правду, скоро ли я умру?» Мы за тебя надеемся, Пушкин, – сказал я, – право надеемся! Он пожал мне крепко руку и сказал: «ну, спасибо!» Но, по-видимому, он однажды только и обольстился моею надеждой: ни прежде, ни после этого он не верил ей, спрашивал нетерпеливо: «скоро ли конец?» – и прибавлял еще: «пожалуйста, поскорее!» В продолжение долгой, томительной ночи глядел я с душевным сокрушением на эту таинственную борьбу жизни и смерти – и не мог отбиться от трех слов, из Онегина, трех страшных слов, которые неотвязчиво раздавались в ушах и в голове моей:

Ну что ж? Убит!

О, сколько силы и значения в трех словах этих! ужас невольно обдавал меня с головы до ног – я сидел, не смея дохнуть – и думал: Вот где надо изучать опытную мудрость, философию жизни – здесь, где душа рвется из тела; то, что увидишь здесь, не найдешь ни в толстых книгах, ни на шатких кафедрах наших.

Когда тоска и боль его одолевали, он крепился усильно и на слова мои «терпеть надо, любезный друг, делать нечего, но не стыдись боли своей, стонай, тебе будет легче» – отвечал отрывисто: «нет, не надо стонать; жена услышит; и смешно же, чтобы этот вздор меня пересилил; не^] хочу».

Бюллетень В. А. Жуковского о здоровье Пушкина.

«Больной находится в весьма опасном положении».

Из воспоминаний К. К. Данзаса, записанных А. А. Аммосовым.

«Поутру 29 января он несколько раз призывал жену...

Собравшиеся в это утро доктора нашли Пушкина уже совершенно в безнадёжном положении, а приехавший затем Арендт объявил, что Пушкину осталось жить не более двух часов...».

Из письма А. И. Тургенева – А. И. Нефедьевой. Из Петербурга в Москву.

«10 часов утра.

Вчера в течение вечера, как казалось, что Пушкину хотя едва, едва легче; какая-то слабая надежда рождалась в сердце более, нежели в уме. Арендт не надеялся и говорил, что спасение было бы чудом; он мало страдал, ибо ему помогали маслом; сегодня в 4 часа утра послали за Арендтом спросить, поставить ли пиявки ещё раз; касторовое масло не действует, и на низ не было. Сегодня впустили в комнату жену, но он не знает, что она близ его кушетки, и недавно спросил при ней у Данзаса: думает ли он, что он сегодня умрёт, прибавив: «Я думаю, по крайней мере, желаю. Сегодня мне спокойнее, и я рад, что меня оставляют в покое; вчера мне не давали покоя»...».

Полдень. Из воспоминаний И. Т. Спасского.

«Нередко на вопрос: не угодно ли Вам видеть жену, или кого-либо из друзей, – он отвечал: «Я позову».

Из письма А. И. Тургенева – А. И. Нефедьевой. Из Петербурга в Москву.

«...1 час.

Пушкин слабее и слабее. Касторовое масло не действует. Надежды нет. За час начался холод в членах. Смерть быстро приближается; но умирающий сильно не страждет; он покойнее. Жена подле него, он беспрестанно берёт её за руку...».

Из воспоминаний К. К. Данзаса, записанных А. А. Аммосовым.

«...До последнего вздоха Пушкин был в совершенной памяти, перед самой смертью ему захотелось морошки. Данзас сейчас же за нею послал, и когда принесли, Пушкин пожелал, чтоб жена покормила его из своих рук, ел морошку с большим наслаждением, и после каждой ложки, подаваемой женою, говорил: «Ах, как это хорошо».

Когда этот болезненный припадок аппетита был удовлетворён, жена Пушкина вышла из кабинета. В отсутствии её началась агония, она была почти мгновенна: потухающим взором обвёл умирающий поэт шкапы своей библиотеки, чуть внятно прошептал: «Прощайте, прощайте», – и тихо уснул навсегда...».

П. А. Вяземский – А.Я. Булгакову.

«...Он... щупал пульс свой и говорил: «Вот смерть идет».

2 часа дня.

А. И. Тургенев – А. И. Нефедьевой. Из Петербурга в Москву.

«...Сейчас сказал он доктору и поэту Далю, автору Луганского казака, который от него не отходит: «Скажи, скоро ли это кончится? Скучно!». – Он – в последних минутах.

Забывается и начинает говорить бессмыслицу. У него предсмертная икота, а жена находит, что сегодня ему лучше, чем вчера! Она у дверей его кабинета, время от времени она заходит к нему; его лицо не говорит о том, что смерть так близка.

«Опустите шторы, я спать хочу» – сказал он сейчас. 2 часа пополудни...».

2 часа 35 минут пополудни.

Из черновых записок В. И. Даля.

«Пушкин сказал: «Нет, мне не жить и не житье здесь. Я не доживу до вечера – и не хочу жить. Мне остается только – умереть».

2 часа 45 минут пополудни.

Из записок В. И. Даля.

Пульс стал упадать приметно, и вскоре исчез вовсе. Руки начали стыть. Ударило два часа пополудни, 29-го февр. – и в Пушкине оставалось жизни – только на ¾ часа! Пушкин раскрыл глаза, и попросил моченой морошки. Когда ее принесли, то он сказал внятно: «позовите жену, пусть она меня покормит». Др. Спасский исполнил желание умирающего. Наталья Николаевна опустилась на колени у изголовья смертного одра, поднесла ему ложечку, другую – и приникла лицом к челу отходящего мужа. Пушкин погладил ее по голове и сказал: «Ну, ну, ничего, слава Богу, всё хорошо!»

Вскоре подошел я к В. А. Жуковскому, кн. Вяземскому и гр. Виельгорскому и сказал: отходит! Бодрый дух всё еще сохранял могущество свое – изредка только полудремотное забвенье на несколько секунд туманило мысли и душу. Тогда умирающий, несколько раз, подавал мне руку, сжимал ее и говорил: «Ну, подымай же меня, пойдем, да выше, выше – ну – пойдем!» Опамятовавшись сказал он мне: «мне было пригрезилось, что я с тобой лезу вверх по этим книгам и полкам, высоко – и голова закружилась». Немного погодя он опять, не раскрывая глаз, стал искать мою руку и потянув ее сказал: «Ну, пойдем же, пожалуйста, да вместе!»

Друзья и ближние, молча, сложа руки, окружили изголовье отходящего. Я, по просьбе его, взял его под мышки и приподнял повыше. Он вдруг, будто проснувшись, быстро раскрыл глаза, лице его прояснилось, и он сказал: «кончена жизнь». Я не дослышал и спросил тихо: «что кончено». «Жизнь кончена» – отвечал он внятно и положительно.

«Тяжело дышать, давит» – были последние слова его. Всеместное спокойствие разлилось по всему телу; руки остыли по самые плечи, пальцы на ногах, ступни, колена также; отрывистое, частое дыхание изменялось более и более на медленное, тихое, протяжное; еще один слабый, едва заметный вздох – и – пропасть необъятная, неизмеримая разделяла уже живых от мертвого!

И. Т. Спасский.

«Незадолго до смерти ему захотелось морошки. Наскоро послали за этой ягодой. Он с большим нетерпением ее ожидал и несколько раз повторял: «Морошки, морошки». Наконец, привезли морошку. «Позовите жену, – сказал Пушкин, – пусть она меня накормит». Он съел 2–3 ягодки, проглотил несколько ложечек соку морошки, сказал: «Довольно», и отослал жену...».

А. П. Языков – А. А. Катенину.

«Последние минуты его были, что он сказал доктору Далю перевязать повязку. Пока тот его поправлял, Пушкин сказал: «Готово», на что Даль тоже сказал «готово». «Нет, – возразил Пушкин, – не перевязка, а смерть, она идет». Потом сказал: «Прощайте, друзья, прощай, свет...».

И. Т. Спасский, из воспоминаний:

«Минут за пять до смерти, Пушкин просил поворотить его на правый бок. Даль, Данзас и я исполнили его волю: слегка поворотили его и подложили к спине подушку. «Хорошо», – сказал он и потом, несколько погодя, промолвил: «Жизнь кончена». – «Да, кончено, – сказал доктор Даль, – мы тебя поворотили». – «Кончена жизнь», – возразил тихо Пушкин. Не прошло нескольких мгновений, как Пушкин сказал: «Теснит дыхание». То были последние его слова».

А. И. Тургенев – А. Я. Булгакову. Из Петербурга в Москву.

«3-й час пополудни. Четверг.

...Пушкину хуже. Грудь поднимается. Оконечности тела холодеют; но он в памяти.

Сегодня ещё не хотел, чтобы жена видела его страдания; но после захотелось ему морошки, и он сказал, чтобы дали жене подать ему морошки.

Сию минуту я входил к нему, видел его, слышал, как он кряхтит; ему надевали рукава на руки; он спросил: «Ну что – кончено?». Даль отвечал: «Кончено», – но после, подумав, что он себе говорит, Даль спросил его: «Что кончено?». Пушкин отвечал: «Жизнь». Ему сказали, что его перекладывали и, что кончали надевание рукава.

3 часа.

За десять минут Пушкина не стало. Он не страдал, а желал скорой смерти. Жуковский, гр. Виельгорский, Даль, Спасский, княгиня Вяземская, и я – мы стояли у канапе и видели последний вздох его. Доктор Андреевский закрыл ему глаза.

За минуту прошла к нему жена; её не впустили. Теперь она видела его умершего. Приехал Арендт...

...Он умирал тихо, тихо...».

В. И. Даль. «Вскрытие тела А. С. Пушкина».

«По вскрытии брюшной полости все кишки оказались сильно воспалёнными; в одном только месте величиною с грош, тонкие кишки были поражены гангреной. В этой точке, по всей вероятности, кишки были ушиблены пулей.

В брюшной полости нашлось не менее фунта чёрной, запекшейся крови, вероятно, из перебитой бедренной вены.

По окружности большого таза, с правой стороны, найдено множество небольших осколков кости, а, наконец, и нижняя часть крестцовой кости была раздроблена.

По направлению пули надобно заключить, что убитый стоял боком, в пол-оборота, и направление выстрела было несколько сверху вниз. Пуля пробила общие покровы живота в двух дюймах от верхней, передней оконечности чресельной или подвздошной кости (ossis ilias dextri) правой стороны, потом шла, скользя по окружности большого таза, сверху вниз и, встретив сопротивление в крестцовой кости, раздробила её и засела где-нибудь поблизости. Время и обстоятельства не позволили продолжать подробнейших разысканий».

1837.

Январь, 29. 2 часа 45 минут.

В России не стало Пушкина.

Зима. Метель. Свирепствует простуда. Перечитал Пушкина. Прочитал о Пушкине. Выбрал из прочитанного о его болезнях и эпизоды о его встречах с медиками.

Что получилось – тебе, читатель, судить.

Будьте здоровы!!!

Честь имею!

« назад