В ходе встречи обсуждались вопросы дальнейшего сотрудничества, Н. Макаров поделился творческими планами и подарил депутату авторские книги «Они сражались за Речкой», «Тульские суворовцы», «Опалённые войной улицы Тулы».

Отрывок из книги «Они воевали за Речкой»

ДВЕ КРАСНЫЕ ЗВЕЗДЫ ГВАРДИИ ПОДПОЛКОВНИКА

Киласония Олег Евгеньевич,

родился 13.11.1952.

В конце семидесятых начале восьмидесятых годов прошлого века о нём ходили, если и не легенды, то молва шла по всем Воздушно-десантным войскам. Окончив Минское Суворовское, затем Рязанское десантное училище, молодой, стройный, симпатичный гвардии лейтенант Олег Киласония начал службу командиром взвода в Тульском 51-ом гвардейском парашютно-десантном полку. Перспектив для служебного роста не меряно.

– Я был самым старым лейтенантом, – сегодня он с иронией вспоминает свою молодость, – во всех Вооружённых Силах страны (естественно, по словам политработников из Москвы), который за пять с лишним лет службы умудрился получить три (!!!) строгих партийных выговора с занесением в личную карточку. И не только не был исключён из партии, что автоматически приравнивалось к увольнению из Армии, но между вторым и третьим выговором получил не младшего, как двое моих «товарищей» по несчастью, а старшего лейтенанта.

Да, «похождения» его гремели, как говорили, «со страшной силой». Припоминаю два эпизода из его «послужного» списка (автор на три года раньше начал службу батальонным врачом в этом полку).

…Олег, вальяжно облокотившись на трибуну, в тени смакует импортную сигарету; по периметру части солдаты его роты (5-ой парашютно-десантной роты, где он командовал нештатным батальонным взводом разведки) с полной выкладкой в летний зной отмеряют нормативные километры; исполняющий обязанности начальника физической подготовки полка, видя такое «безобразие», немедленно выполняет «прогиб» перед командиром полка.

– Обнаглел, понимаешь, совсем, этот лейтенант. Солдаты бегают, а он, понимаешь, курит вразвалочку. – И преданно уставился в глаза командиру, предвкушая разнос строптивого лейтенанта.

– Другие не курят! – Следует ответ командира. – Но у них и солдаты не бегают, а прячутся по всяким «подворотням».

– Да, – смеётся Олег, – «прогиб» начфиза был «не зафиксирован».

… Строевой смотр полка в зимней форме одежды; новый командир полка обходит строй офицеров и замечает у какого-то лейтенанта неуставной шарф (неуставного была только крупная нить в вязке шарфа, который Киласония, как и многие другие офицеры, купил в Московском военторге на Парадной площадке); следует диалог:

– Товарищ лейтенант, я приказываю вам выбросить этот шарф!

Выбросить, так выбросить: лейтенант снимает шарф и засовывает его в карман шинели.

– Я приказал выбросить! А – не засовывать шарф в карман! – Страсти между командиром полка и командиром взвода (полковником и лейтенантом) накалялись с каждым мгновеньем. Из-за пустяка, из-за ничего.

– Я дурацкие приказы не выполняю! – Олега тоже понесло.

– Да, я, да, тебя!.. – И пошло, и поехало. Могло и до рукопашной дойти. Перед строем всего полка.

Вмешалось Московское начальство, переведя лейтенанта Киласонию в Прибалтику, в школу прапорщиков – «Золотой фонд» Советской Армии, на капитанскую должность. Что-то, вроде, главного кадровика этой школы.

– Но до чего же, подлый народ бывает, – рассказывает Олег, – до этого приказа, пока я был простым «Ванькой» взводным, со мной ни начальник отдела кадров полка (сам недавний взводный), ни, тем более, исполняющий начфиз не здоровывались. А теперь, пожалуйста, первыми руку тянут…

Оттуда, из этой школы прапорщиков, и прибыл для дальнейшего прохождения службы гвардии капитан Киласония 3 января 1987 года в 345-й отдельный гвардейский парашютно-десантный полк. В Баграм. В Афганистан.

– Первую Красную Звезду получил через полгода, в июне восемьдесят седьмого. Почти двое суток шли бои с «духами» у крепости Алихейль, в пяти километрах от пакистанской границы. Я выполнял обязанности начальника штаба полка передового командного пункта. Дали мы тогда «духам» прикурить по полной программе. «Духи-то» «духами», но среди их убитых часть были неграми, часть белыми из американских «зелёных беретов». Хотя и у нас были потери – семнадцать человек. – Олег тяжело вздохнул. – Но, когда после окончания операции командир полка построил личный состав и спросил о потерях «зелёноберетчиков», то получил что-то неразборчивое в ответ. То ли два, то ли три человека.

– Что – так? – Задаю Олегу вопрос.

– Дело в том, что на операцию личный состав уходил в форменной обувке, а на строевом смотре после боевых действий около ста человек стояли в американских кроссовках. Командир всё понял об истинных потерях супостата, но вникать в подробности не стал.

– Мародёрствовали?

– Нет! Это были законные военные трофеи военного времени. Брали не для продажи, брали себе, чтобы удобнее было воевать, чтобы больше иметь шансов остаться в живых. Мародёрство – это, когда пленных «духов» расстреливают, особенно караванщиков, а всё золотишко, все камешки, всю «зелень» американскую присваивают себе. – Олег горестно вздыхает. – И эти же люди с особой яростью допрашивали своих солдат после боя, видя на их руках импортные часы. А ты говоришь – мародёрство.

Через месяц после того боя Киласония получает звание – «майор».

– Вторую Красную Звезду, – продолжает вспоминать Олег, – я получил в сентябре восемьдесят восьмого. К тому времени «духи» стали более ожесточённо обстреливать Кабул американскими ракетами «земля-земля» с радиусом действия до тридцати километров. Вот и пришлось этих «стрелков» отодвигать минными полями до сорока километров. И обстрел резко сократился.

Сказано всего четырьмя фразами, а сколько дорог, сколько троп исхожено в горах вокруг Кабула (справедливости ради надо отметить, что дорог, даже троп в прямом понимании этого смысла фактически и не было). Горное бездорожье плюс в любой момент засады душманов плюс смертоносный груз в руках сапёров. Но задание командования по ликвидации массированного обстрела Кабула было выполнено на «хорошо и отлично».

Перед выходом Советских войск из Афганистана гвардии майор Олег Киласония был награждён афганским орденом «Звезда». По заслугам. Это – перед выходом, а после выхода?.. После выхода все «афганцы» рвались к мирной жизни, рвались к своим семьям. Но… но человек предполагает, а, нет – какой там Бог, а бездарное руководство страны располагает и кромсает человеческое мясо в своё удовольствие.

Так Киласония со своим 345-м полком, не успев толком расквартироваться на новом месте в Кировабаде, оказался в гуще апрельских событий 89-го года в Тбилиси.

– Ты же сам был в то время в Тбилиси, – обращается ко мне Олег (да, пришлось и мне побывать там: наша Тульская 106-я гвардейская воздушно-десантная дивизия на третий день беспорядков была переброшена в Тбилиси), – и эти спекуляции о сапёрных лопатках в руках десантников – сплошной маразм и чья-то целенаправленная клевета и заказуха. Лопатки, лопатки, – мы оба возмущаемся под стук коньячных рюмок, – команды «Фас!» не было – мы бы голыми руками утихомирили этот грузинский сброд.

Отгуляв отпуск, Олег решил увольняться из рядов разваливающейся Советской Армии разваливающейся когда-то великой Державы. Даже от предложения командующего 14-ой армией генерал-лейтенанта Лебедя занять должность заместителя начальника разведки армии с перспективой через месяц-второй стать начальником разведки, он отказался. Съездил в Приднестровье, огляделся: как в Кировабаде, так и здесь – ни жилья для семьи, ни работы для жены, ни учёбы для детей (сын и дочь у него).

И зажил гражданской жизнью гвардии подполковник запаса Олег Киласония в Туле с октября 1989 года – откуда начинал свою военную стезю.

– Третий тост! – Мы встаём, молча опорожняем рюмки и дуэтом. – За тех, кто не вернулся! Кто остался за Речкой!..

Ноябрь 2009 года, Тула.

Попросив Олега (или – Олега Евгеньевича?)… Нет, всё же: Олега, значит, попросив вспомнить и, при возможности, написать об «интимных подробностях» суворовских будней, я не ожидал, что он поймёт буквально мою просьбу.

Он вспомнил и написал…

«Минское суворовское, 1970 год. Мне – 17 лет. 11 класс. Большая перемена на второй завтрак.

Осталось немного времени, и мы с пацанами поднялись к двери на чердак покурить. Это действо грозило чреватыми последствиями – три наряда вне очереди плюс месячная уборка туалета. В таких условиях не закурить выглядело верхом опрометчивости и... короче, не по-пацански.

Стоим, значит, курим. Вдруг – а как же, без вдруг? – к нам поднимается преподавательница немецкого языка Аллочка Самолётова – красавица, умница, двадцати семи лет от рода... достаточно пожилая. Все, не только суворовцы, были в неё влюблены. В пальцах вертит сигарету и говорит:

– Ну, что, преступники, дайте уж кто-нибудь прикурить!

Я, как единственный обладатель зажигалки, чиркаю. Ничего. Ещё раз чиркаю – ничего. Третий раз – не зажигается фитиль, сволочь...

Аллочка, ломая сигарету и бросая её на пол:

– Запомните, юноша: раздразнить женщину и не оправдать её надежд – это страшное преступление!

Запомнил на всю жизнь. Вот так формировались мужчины...».

Но… Но, прочитав полстранички текста и зная Олега – не один год прослужили в одном, гвардейском пятьдесят первом, полку, – «загоняю ему под ногти иголки»:

– Не может быть, чтобы у этой истории не было продолжения.

– Доктор, от тебя ничего не скроешь.

«Окончив третий курс Рязанского десантного, в свой законный отпуск наведываюсь на три дня в Минск: хромовые сапоги, тельняшка в голубую полосочку, голубой берет, грудь в «орденах». Недалеко от Суворовского училища нос к носу... вот она, красавица Аллочка Самолётова.

– Вы, помните меня?

– Конечно, помню, только забыла имя.

– Давайте вспомним вместе за чашечкой кофе.

...Вспоминали неделю, не вылезая из её постели».

Подводя резюме, Олег счастливо улыбается:

– За свою жизнь ни разу не совершил «страшного преступления».

– И не совершаешь, надо думать, до сих пор?

– А, то ж…

20 августа 2014 года, Тула.

« назад