Для книги «Десантники Тульского края», точнее – для главы этой книги о десантниках-художниках, долгое время не мог найти нужного материала. Поэты – пожалуйста, в достаточном количестве, художников – раз, два и… И однажды, просматривая афганские фотографии в кабинете заместителя генерального директора «Центргаза» по экономической безопасности Алексея Степановича Колесника (это – я так, по причине высокой должности обладателя кресла этого кабинета, а для меня он – просто Лёшка Колесник, гвардии лейтенант инженерно-сапёрного батальона образца восьмидесятого года прошлого века), был приятно удивлён.

– Лёша, – более внимательно приглядываюсь к одной фотографии, – по-моему, ты держишь в руках ватман с рисунком своей семьи?

– Эскиз моей будущей картины.

– И ты молчал, что рисуешь, тьфу, – пишешь картины?

– Ты и не спрашивал.

– За тобой – пять-шесть копий в электронном виде. Кстати, – теперь мы вместе рассматриваем эту фотографию, – эскиз – не руки дилетанта: насколько я разбираюсь в живописи.

– Увы, увы – все рисунки находятся у сестры на Украине.

– А картина?

– Висит на стене в квартире, но она – не для всеобщего обозрения, слишком много личного, дорогого и писал её в Афганистане. Извини.

Мой разочарованный вздох и молящие глаза на Колесника не подействовали.

– О профессионализме ты подметил верно: перед поступлением в Каменец-Подольское высшее военное инженерное командное училище в семьдесят шестом году я окончил художественное училище в Черновцах. В училище стремился попасть только в десантный взвод, в который конкурс был громаднейший: набирали три роты курсантов и из них только один – десантный взвод. Предлагали сразу должность или командира отделения, или заместителя командира взвода в других подразделениях, но мой первый разряд по боксу, а, скорее всего, моё упрямство помогли остаться в десантном взводе.

– Да, про твой упрямый, несговорчивый характер знаю не понаслышке. И помню, как тебя в восьмидесятом встречали в сапёрном батальоне.

– Анекдотичней не придумаешь. Романтики, щенячьего восторга – хоть отбавляй: сейчас встретят с распростёртыми объятиями молодого лейтенанта с женой и дочерью грудного возраста, дадут гостиницу или комнату в общаге…

– И?

– Прибыл в расположение части; исполнял обязанности командира батальона майор Алексеенко.

– Знаю такого.

– Докладываю, как положено, а он в ответ: «Женат? Дети есть? Не мог, что ли оставить семью у родных на полгодика-год? Послезавтра выезжаешь на учения».

– Жена, ребёнок… – пытаюсь разжалобить Алексеенко.

– «Хорошо, – невозмутимо произнёс он, – ты будешь жить в казарме, жена – у меня, а ребёнок – у замполита».

– Володька и не такое мог сказать.

– Шутить он умел, как никто другой. Но всё постепенно утряслось, устаканилось: нашли квартиру, в батальоне получил отдельный взвод разведки и уничтожения ядерных зарядов.

– Ни фига – себе! – Невольно вырвалось у меня. – Сколько прослужил в дивизии, а такого названия взвода и не припомню. И чем этот взвод должен был бы заниматься, не приведи, Господи, конечно?

– Ясно из названия: действовать совместно с разведкой дивизии и в тылу врага уничтожать их устанавливать свои с дистанционным подрывом.

– Да-а, элитный тебе взвод достался.

– Взвод-то – ничего, но осенью пришлось с ротой «дембелей» заготавливать в подшефном колхозе на зиму картошку. Назначенные старшие офицеры из батальона появлялись от случая к случаю…

– Чем тут же воспользовался личный состав, – добавляю от себя, зная, какую гремучую смесь представляет из себя рота «дембелей» в колхозных ландшафтах.

– «Бунта» как такового не было, а неповиновения (моя с ними разница в возрасте – год-два, что, якобы, подразумевало, само собой разумеющиеся, вольности с их стороны) – в первый же день были пресечены.

– И «битва за урожай» закончилась благополучно. Лёша, вот ещё что припоминаю: у медиков, связистов, сапёров, в том числе в те времена карьерный рост был – как бы точнее выразиться? – немного затруднён из-за малого количества высоких должностей в дивизиях ВДВ, в отличие, скажем, от просто командных должностей. А тебя всего через три года – стремительный рост для старшего лейтенанта, но всё равно молодого, не имеющего, насколько я знаю, ни «волосатой лапы», ни родственников с лампасами, – назначают командиром роты.

– Мало того – назначают командиром инженерно-сапёрной роты, то есть по прямой специальности, как и записано в дипломе. А назначил лично командир дивизии генерал Филатов, вопреки мнению инженера дивизии, который мотивировал своё нежелание моей молодостью, есть, дескать, более старшие и по возрасту и по званию; имеются, в конце концов, и другие роты. Но Филатов был непреклонен…

– Знаю, Лёш. Ты сам не раз меня встречал, когда в батальон приезжал с проверкой санитарного состояния. И если у тебя в расположении придраться – даже при желании – было не к чему, то о других подразделениях лучше не вспоминать. Знаю, что твои солдаты, в отличие от других, в отпуск ездили по два-три раза за службу. Знаю, что все расписания занятий ты писал сам – опять же в отличие от многих командиров, которые эту «нуднятину» передоверяли писарям с хорошим почерком.

– Всё правильно: отлично служишь, без замечаний – получай поощрение. А чтобы отлично служить солдату, его должен научить командир: я их и учил. Всего два года учил роту – в восемьдесят пятом, за неделю до Нового года, когда я с ротой находился на Учебном центре, меня «радуют» известием о срочном вылете на замену в Афганистан.

– Лёш, Лёш, погоди – про Афганистан позже. Ты расскажи – подробности тоже забыл – про подрыв моста через Упу.

– Весь батальон находился на строительстве учебного полигона в Костроме, а у меня должна была вот-вот родиться вторая дочь (тогда, естественно, не знал, что второй ребёнок тоже будет дочь) и меня оставили в Туле старшим на «хозяйстве» от батальона. И однажды по тревоге вызывает командир дивизии и везёт меня в Белый дом. В кабинете какого-то большого Чина идёт совещание, и меня спрашивают: «Сможешь ли подорвать опоры моста, стоящие который год, как бельмо на глазу, на реке в самом центре города. Сможешь – проси что хочешь, нет – «секир башка». Отвечаю: «Чего – не смочь? Учился что ли зря четыре года? Просьба одна – трёхкомнатная, как и положено, квартира. По рукам». Слышу в ответ: «Ноу проблем». Вначале потренировался на взрыве промышленных объектов. Затем взрываю опоры, укладываю их точно на место, указанное начальством. Всё идёт нормально, как вдруг – без «вдруг» жанр не позволяет – подрыва нет. Солдат крутит ручку «динамо» – опять нет подрыва. Думаю: «Где-то разомкнута цепь». Вылезаю из укрытия и бегу к опоре: точно – не подсоединены контакты. Соединяю, и сразу раздаётся взрыв. Лечу вверх вместе с обломками злополучной опоры…

– Как жив-то остался?

– Всё решилось в какие-то мгновения. Солдат в это время, выпрыгнув из укрытия, успел схватить меня прямо в воздухе и бросить в это самое укрытие. Следом рухнули осколки сваи.

– Естественно, сотрясение мозга, контузия и…

– Нет, отлежался, очухался, в медсанбат не поехал, хотя контузило крепко, очень даже крепко – молодость, во-первых, во-вторых сам был виноват. Но последнюю сваю взрывать не стал.

– Испугался?

– Квартирный вопрос завис в воздухе. Поэтому прямо заявляю городскому руководству, что пока ордера и ключей на квартиру у меня не будет, то и взрыва не будет.

– То есть, «утром деньги, вечером стулья»?

– День меня пытались «уломать», но на следующее утро у меня в руках были и ключи от квартиры, и ордер на трёхкомнатную квартиру. И, заметь, квартира не от дивизии, а из городского фонда. Опору уложил, как и остальные – в указанное место указанными обломками. Тут как раз из Костромы возвращается инженер дивизии и пошло на меня давление, ну просто – жутчайшее давление.

– Не понял?

– Чего понимать-то? Мол, ты, старлей – ещё молодой, возьми «двушку» в «хрущёвке», а на трёхкомнатную у нас найдутся более достойные и более старшие товарищи из сапёрного батальона; мол, всего три года службы и сразу – рота, сразу – квартира. И пошло, и поехало.

– Да, на тебя не то что зуб, а волчьи клыки, наверное, точили и завидовали?

– Поэтому и про Афганистан сообщили, не как всем, за два месяца, а всего за неделю до отлёта. Мог, конечно, отказаться, лечь, в конце концов, в медсанбат с контузией (голова-то болеть не переставала), но сказал жене: «Приказ есть приказ – знала за кого выходишь замуж».

– Теперь добрались и до Афганистана.

– По замене я должен был менять командира роты разграждения в сапёрном батальоне, но меня назначили командовать сапёрной ротой в «полтиннике». И через месяц – представь себе: через месяц – в клубе перед кинофильмом встаёт командир роты из сапёрного батальона, которого я должен был менять, и во весь голос возмущается негодяем, не соизволившим до сих пор прилететь из Союза. Хохот стоял…

– Не набили мор… лицо начальнику отдела кадров?

– Бей, не бей, но рота мне в «полтиннике» досталась – нарочно не придумаешь: собрали механиков-водителей БМД – оказались никому не нужными, так как БМД заменили на БМП, – и все они, естественно, в моей роте. Никакого понятия эти механики-водители не имели ни о минировании, ни о разминировании. Мне даже время на их обучение не выделяли: постоянные наряды по столовой, постоянные боевые, даже положенное время на отдых перед боевыми моим солдатам не предоставлялось. К кому только я не обращался – всё бесполезно. И моё терпение лопнуло: перед давно запланированной боевой операцией в составе полка моих солдат снимают с наряда по столовой за час до выхода на эту операцию. Проходит час: полк в полном составе, кроме сапёрной роты, которую представляю в единственном лице, стоит на плацу. Как мне только не угрожали, какие кары мне только не обещали, но стоял на своём твёрдо: пока личный состав не поспит четыре часа, на боевые не пойдут.

– И опять у твоих начальников появились волчьи клыки на твоё упрямство, на твою несговорчивость, по большому счёту уберёгшую сапёров от ненужных потерь.

– Поэтому, имея в Афганистане две контузии и два ранения, меня наградили всего орденом Красной Звезды. И знаешь, что начальство про меня тогда говорило? Специально, мол, на боевых подрывался, чтобы заработать награду.

– Маразм, одним словом, дурь несусветная.

Колесник вдруг оживился.

– Ты знаешь, какие случаются совпадения? После того, как меня вылечили от тяжёлой формы гепатита, прилетаю в Ашхабад, чтобы следовать на автобусе в санаторий «Фирюза» на реабилитацию. На конечной остановке выходит миловидная женщина с огромным чемоданом и просит меня помочь ей поднести до санатория. Жара, у самого после болезни ноги подкашиваются. Но когда русские офицеры отказывали в помощи дамам? Подходим к стойке регистрации, пропускаю женщину вперёд. Медсестра заполнила её документы, берёт мои, и я ей говорю, что не хочу в санаторий, а хочу слетать домой на время реабилитации. И что слышу в ответ: «Я вас с женой поселила уже в один номер».

– Как – с женой?

– Этот же вопрос и я задал. Фамилия женщины, которой помог нести чемодан, оказалась, как и моя. Но главврач не хотел отпускать домой. Пришлось писать расписку – только тогда он «проштамповал» мою путёвку о, якобы, моей успешной реабилитации. Прибыл в Тулу, аккурат, тридцать первого декабря. Никто меня не ждал. Принял ванну, поел, прилёг на кровать, сказав, чтобы разбудили в двенадцать часов. И проспал до двенадцати дня.

– «Жалко было тебя будить, – пояснила жена, – ты так сладко спал»…

Краткая биографическая справка.

Награждён, кроме ордена Красной Звезды, нагрудным знаком «За разминирование», Почётной грамотой Верховного Совета СССР, медалью «От благодарного Афганского народа».

Совершил 125 прыжков с парашютом, имеет звание «Инструктор-парашютист», звание «Мастер-водолаз», в январе 2010 года присвоено звание «Почётный сапёр Воздушно-десантных войск».

15–17 февраля 2010 года,

Тула

24 мая 2018 года

60 лет

гвардии старшему прапорщику

ЯМПОЛЬ ПАВЛУ ПЕТРОВИЧУ

НИКОЛАЙ МАКАРОВ
(из книги «Мои коллеги – военные медики»)

ЧЕЛОВЕК ПРЕДПОЛАГАЕТ

Ямполь Павел Петрович,

родился 24.05.1958

в городе Коммунарске

Луганской области

Украинской ССР.

Ямполь (Корогодина) Нина Васильевна,

родилась 03.09.1956

в городе Ясногорске

Тульской области.

Пашу Ямполя в армию призвали через два месяца после окончания в марте 1977 года Старобельского медицинского училища. И, несмотря на то, что ему выпала честь служить в элитных войсках (51-й гвардейский парашютно-десантный Краснознамённый ордена Суворова 3-й степени полк 106-й гвардей – ской воздушно-десантной Краснознамённой ордена Кутузова 2-й степени дивизии), он свою судьбу с армией по большому счёту и не связывал. Два года фельдшером в медицинском пункте полка и – на дембель.

Но… Но человек-то только предполагает…

…В медицинском пункте полка среди ночи раздался тревожный звонок: для ребёнка, доставленного с тяжёлой травмой в «Семашко», срочно нужна свежая донорская кровь. Необходимое количество солдат – а кто может, кроме военных, по тревоге обеспечить умирающего ребёнка кровью? – собрано у штаба полка. В эту ночь было моё дежурство по медицинскому пункту и, ни на секунду не раздумывая, с солдатами, готовыми безвозмездно сдать кровь, посылаю дежурного фельдшера гвардии сержанта Павла Ямполя. Кстати, у него оказалась та же группа крови и он вместе со всеми оказался спасителем того ребёнка, вернее оказалась спасительницей и его в том числе свежая донорская кровь. Вот в этот-то самый момент и решилась дальнейшая судьба Ямполя. В реанимационном отделении, где требовалась кровь, медицинской сестрой-анестезисткой работала Нина Корогодина. То, да сё: знакомство, обмен телефонами, обещание встретиться в ближайшее увольнении.

Через год после начала службы Ямполь подписывает контракт, становится гвардии прапорщиком медицинской службы и продолжает служить фельдшером в медицинском пункте полка. Ещё через год в 1979 году Нина и Павел становятся супругами Ямполь и, естественно, остаются в Туле.

– Представляешь, Алексеич, – вздыхает Павел при нашей встрече, – у жены – тридцать лет выслуги, из них 15 лет в армии, плюс выполнение программы парашютных прыжков и… 3,5 (???) тысячи рублей пенсии.

Что на это ответить? Это в Союзе военные могли на пенсию жить – не тужить, горя-нужды не испытывать.

Краткая биографическая справка.

Оба супруга Ямполь уволились из рядов Российской Армии с должности начальника аптеки:

– Павел – в 1997 году;

– Нина – в 2004 году.

– Вдобавок, – продолжает гвардии старший прапорщик медицинской службы в отставке, – все наши сбережения и те, что остались от Югославии (в Югославию Павел отправился – как один из лучших фельдшеров ВДВ – в составе первого миротворческого батальона в 1992 году, а Нина, выполняя обязанности начальника аптеки, служила в составе миротворческих сил в 1999–2000 годах: примеч. автора.) пошли на выплату половинной стоимости квартиры. Хотя, как впоследствии выяснилось, всю сумму за наши квартиры – не одних нас так «обули» – должно было платить Министерство обороны. Это я так – констатирую факты, отнюдь не жалуюсь. Что нужно человеку? Хороший дом, хорошая семья…

– Паш, – перебиваю его, – и хорошие внуки или внучки.

– А то ж!

Март 2011 года,

Тула

« назад